Наташка - [2]
– Теперя на нас не пеняйте! А мы и почище найдём. Эх, народ какой ноне стал!! Прожжённый!
Мать Наташки, Аглая, дрогла от стужи, под одеялом, из дыр которого ползла вата грязными клоками. Оконца намёрзли. Потолок низко навис, безобразные тени обволакивали углы, кровать, ухваты и вилы возле печи, пол зиял чёрными щелями. Перед тёмной иконой висела лампадка как огромный серый паук. Давно уж она не теплилась. Аглая с голодной му́кой смотрела вокруг, приподнявшись на локте, выбирая взглядом, что бы продать или заложить. Но взгляд ни на чём не останавливался, и она с тоской упала на подушку, злясь и кашляя.
Дверь отворилась со скрипом, и вошла, запыхавшись, Наташка, с красными от холода щеками.
– Ну, что? – спросила Аглая.
Девушка потупилась, хотела что-то сказать, но смолкла на полуслове, села на табуретку и, шатая ногой, стала смотреть в окно.
– Что ж матери не отвечаешь?
– Да что отвечать… Ничего не сказал… Путаник!
– Что ж он тебе?
– Погуляем, говорит…
– Тоже! Ах, скажите, пожалуста, какой герцо́г явился! – сердито вскричала Аглая. – Кабы ты не была дурой, Наташка, наплевала бы ему в самые буркала, а вечером деньги принесла бы и сказала: «Нате вам, не нуждаемся в вас, мужиках необразованных»…
– Маменька, – сказала Наташка, водя пальцем по стеклу, – вы опять говорите такое… А мне, маменька, это стыдно слушать…
– Ну, побей меня! – укоризненно произнесла больная и заплакала.
Девушка подошла к матери. Седые волосы Аглаи беспорядочно разметались на грязной подушке. Острый подбородок выставлялся из-под одеяла. Костлявые руки прижимались к груди.
– Маменька! Скучно вам, бедная? – спросила Наташка со слезами на глазах. – Ножки болят?.. Маменька, не сердитесь на меня! Когда у меня такой характер, что и рада бы я, да не могу.
– Хорошо, хорошо. Умру – спасибо тебе скажу на том свете! Хорошо!
Аглая печально мотнула головой и продолжала плакать, проклиная шёпотом непокорную дочь.
Наташка тоже захныкала и, схватив себя за волосы, отошла к окну; слёзы её капали на подоконник, и она говорила:
– Что я за несчастная такая! Что за каторжная жизнь! Что это они выдумывают! Не хочу я этого, на фабрику поступлю, денег заработаю…
Аглая стихла первая. В тупом отчаянии смотрела она в потолок, хрустя пальцами, призывая мысленно смерть. Наташка утёрла слёзы косынкой и стала глядеть на мать. Она начала:
– Маменька, я денег вечером достану.
Больная окинула её недоверчивым взглядом.
– Сбегаю к Паше… У той, может, есть…
Аглая сказала:
– Дура! На кого надеется!
– А теперь, маменька, – продолжала Наташка, – продам я утюг?
Глаза Аглаи радостно сверкнули.
– Продай. Нет ли ещё чего? Эх, опомнись, Наташка, образумься! – крикнула она вслед девушке, юркнувшей за дверь.
Через полчаса Наташка вернулась с печёнкой, фунтом белого хлеба и крутыми яйцами.
– За сколько продала?
– За сорок копеек, – робко отвечала Наташка, дуя на пальцы.
Больная стала ворчать и упрекать вполголоса дочь, что та добра материнского не жалеет, а может копеек тридцать и припрятала. Наташка не оправдывалась, но перестала есть. Старуха спрятала её долю печёнки под подушку, вместе с куском булки, и продолжала есть и ворчать, отвернувшись к стенке. Поевши, перекрестилась и сказала:
– Что-то даст Бог на завтрашний день! С этаким иродом недолго протянешь!
Наташка посидела и стала собираться к Паше. Грудь у неё колыхалась от досады, губы слезливо дрожали.
«Простыни хотела Паша шить. Как даст денег, так я ей и даром, заместо процента, пошью».
Вдруг, на лестнице за дверью послышался шорох.
Вошла, тяжело дыша, особа неопределённых лет, в меховом салопе, бархатной шляпке и с огромной муфтой, полная, с набелённым лицом и дряблыми веками. Глазки её пытливо глянули на подобострастно улыбнувшуюся Аглаю и на девушку. Обратившись к последней, жидовка прищурилась и картаво сказала:
– Ты – прежняя дура, или взялась за ум, наконец?
Махнув раздушенным платком, она прибавила:
– Не трудись, впрочем, говорить. Сама я вижу. Дурой была, дурой и осталась.
Аглае она сказала:
– За что она тебя морозит? Такая красивая девчонка содерживает мать в грязной конуре… Сечь её надо, бить! Что она, замуж думает выходить? Дождётся того, что станет старой девкой. Всякий товар свою пору знает. Ах, глупые, эти девчонки! Честь, а нечего есть! Аглая, этого не годится бедным людям!.. Зачем ты ей не внушаешь? Наташка, дай мне стул, чтоб я села!
Усевшись, она продолжала:
– Отдай мне её, Аглая. Я её одену, выскребу – она такая красоточка будет – ахх! Барышня, розочка. У меня бывают всё хорошие господа, знатные господа. Музыка себе играет. Деликатный, благородный дом!.. Аглая, что я тебе скажу…
Она приложила большой палец к безымянному и, подняв брови, махала рукой в такт со своей речью.
– Наташка поедет со мною. Она мне очень нужна. Я бы не пришла, верь Богу! А тебе я оставлю двадцать пять рублей и пришлю женщину смотреть за тобой. Аглая, слышишь? Понимаешь меня? Ну?
Глаза Аглаи горели, но она тоскливо помотала головой.
– Ах, Рахиль Борисовна, не знаете вы нас, благодетельница! Ведь упрямые мы как идолы!.. Кабы девчонка была с чувствами… а то ведь ка-мень! Убедите вы её, а я отказываюсь. Помирать, так помирать. Что ж делать с этакой чучелой! Мне ни бить её, ни что… Рахиль Борисовна! – вскричала она в порыве отчаяния. – Нет несчастнее меня матери!
«Павел Иваныч Гусев сидел в кресле после хорошего домашнего обеда, положив короткие руки на живот и уронив на грудь большую голову, с двойным жирным подбородком.Было тихо в доме, маленьком, деревянном, каких много за Таврическим садом. Жена Павла Иваныча бесшумно как тень сновала по комнатам, чтобы укротить детей, которые и без того вели себя отменно благонравно, и лицо её, жёлтое и в мелких морщинках, выражало почти ужас, а губы, бескровные и подвижные, шептали угрозы, сопровождаемые соответственными жестами…».
Ясинский Иероним Иеронимович (1850–1931) — русский писатель, журналист, поэт, литературный критик, переводчик, драматург, издатель и мемуарист.
«В синем небе вспыхнули звёзды. Брызнул лунный блеск, рассыпавшись на листве серебряными пятнами. От дома выросла тень; садик дремал, и всё погружалось в сон…И город заснул…».
«Дети в нарядных пёстрых платьицах и праздничных курточках застенчиво столпились в зале. Я вижу белокурые маленькие лица, вижу чёрные и серые глазки, с наивным любопытством устремлённые на красивую гордую ёлку, сверкающую мишурным великолепием. Бонна зажигает свечки, и точно пожар вспыхивает ёлка в этой большой комнате, где, кроме детей, сидят поодаль взрослые – мужчины и дамы…».
«На балконе был приготовлен стол для вечернего чая. Хозяйка дома, Васса Макаровна Барвинская, бросила на стол последний критический взгляд и нашла, что всё в порядке. Самовар, в котором ярко отражалась сбоку зелень сада, а сверху — ясная лазурь неба, блестел как золотой. Масло желтело в хрустальной маслёнке. Стекло стаканов, серебро ложечек, а также белизна голландской скатерти были безукоризненны. Васса Макаровна подумала, что хорошо было бы в сухарницу, вместо домашнего белого хлеба, уже несколько чёрствого, положить кренделей и вообще каких-нибудь вкусных печений, но сообразила, что гости, конечно, извинят, потому что где же достать всего этого, живя в семи верстах от города, и притом на хуторе.
«Вечернее небо погасало, и губернский город оживился. В казённом саду загремела музыка. Встала пыль розовым облаком.Виктор Потапыч Пленин смотрел на улицу из окна своего дома, пускал колечками табачный дым и, прихлёбывая чай, скучал…».
Впервые опубликовано – в альманахе «Война золотом. Альманах приключении», М. 1927. Издание это изобилует опечатками, обессмысливающими текст. Печатается по автографу (ЦГАЛИ).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После десятилетий хулений и замалчиваний к нам только сейчас наконец-то пришла возможность прочитать книги «запрещенного», вычеркнутого из русской литературы Арцыбашева. Теперь нам и самим, конечно, интересно без навязываемой предвзятости разобраться и понять: каков же он был на самом деле, что нам близко в нем и что чуждо.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.