Наташа Кампуш. 3096 дней - [5]

В обязанности отца входило обслуживание пекарни и доставка выпечки. Обо всем остальном заботилась моя мать. Когда мне было около 5 лет, отец начал брать меня с собой в поездки по доставке товара. На нашем автофургоне мы проезжали пригороды и деревни, останавливались у гостиниц, баров и кафе, у киосков с хот-догами и маленьких магазинчиков. Поэтому весь северный берег Дуная я знала гораздо лучше, чем кто-либо из моих ровесников, а времени в барах и кафе провела намного больше, чем подобает в этом возрасте. Я безумно наслаждалась временем, проводимым с отцом, и чувствовала себя очень взрослой, принимаемой всерьез. Но эти поездки по питейным заведениям имели также и свои негативные стороны.

«Какая хорошая девочка!» — эти слова я слышала, должно быть, тысячу раз. Они оставили неприятный отпечаток в моей памяти, несмотря на то, что меня хвалили и я находилась в центре внимания. Чужие люди щипали меня за щеки и дарили шоколадки. Кроме того, я ненавидела, когда кто-то вытаскивал меня на яркий свет рампы против моего желания, вызывая во мне глубокое чувство стыдливости.

В данном случае таким человеком был мой отец, который хвастался мной, как украшением, перед своими клиентами. Очень общительный, он любил распустить перья перед публикой, и его маленькая дочка в отутюженном платьице была для этого идеальным аксессуаром. У него было такое количество друзей повсюду, что даже мне, ребенку, было понятно, что все эти люди не могут быть ему действительно близки. Большинство из них просто пили за его счет, многие одалживали деньги. Дабы утолить свою жажду дешевой популярности, он охотно оплачивал чужие счета.

В этих пригородных забегаловках я сидела на слишком высоких для меня стульях, слушая разговоры взрослых, которые только в первый момент проявляли ко мне интерес. В основном это были безработные и неудачники, проводившие свои дни за кружкой пива, стаканом вина и игрой в карты. Многие из них раньше имели профессию — были учителями или чиновниками, но в какой-то момент выпали из обоймы. Сейчас это называется «Burnout».[8] Тогда же это было обыденностью пригорода.

Редко кого интересовало, а что такая маленькая девочка потеряла в этом кабаке — большинство считало это нормальным, и все они были преувеличенно дружелюбны со мной. Тогда отец с уважением говорил: «Моя взрослая девочка», и нежно похлопывал меня по щеке. Если же кто-то угощал меня конфетами или лимонадом, то от меня ожидалось проявление благодарности. «Поцелуй дядю! Поцелуй тетю!» Я сопротивлялась такому тесному контакту с посторонними, на которых злилась за то, что они крадут внимание отца, по праву принадлежащее мне. Эти поездки были похожи на контрастный душ: сейчас я в центре внимания, мной гордо хвастаются и одаривают конфетами, а через минуту обо мне забывают напрочь, до такой степени, что, попади я под машину, никто бы и не заметил. Такие резкие колебания между интересом и полным пренебрежением ко мне в этом легкомысленном мирке задевали мое самолюбие. Я научилась привлекать к себе всеобщее внимание и удерживать его как можно дольше. Только сейчас я понимаю, что это влечение к сцене, мечта об актерстве, лелеемая мной с раннего детства, зародились во мне не случайно. Таким образом, я имитировала поведение своих, склонных к самовыражению родителей, а также вырабатывала способы выживания в мире, где тобой или восхищаются, или вовсе не замечают.

* * *

В скором времени этот контрастный душ из внимания и пренебрежения, так ранящий мое самолюбие, обрушился на меня и в моей семье. Постепенно по миру моего раннего детства пошла трещина, сначала такая маленькая и незаметная, что я могла ее просто игнорировать или списывать на собственную раздражительность. Но вскоре щель увеличилась до таких размеров, что в нее рухнуло все семейное здание. Когда отец заметил, что перегнул палку, было слишком поздно — мать уже давно приняла решение о разводе. Он продолжал «пышную» жизнь короля окраин, кочуя из бара в бар и покупая себе большие, импозантные машины — «Мерседесы» или «Кадиллаки», чтобы вызвать восхищение у друзей. Деньги на них брались в долг. Даже если он давал мне несколько шиллингов на карманные расходы, то быстро возвращал их себе обратно, одалживая их у меня, чтобы купить сигарет или выпить где-то чашечку кофе. Под дом моей бабушки он набрал столько кредитов, что его пришлось заложить. К середине 90-х годов у него накопилось такое количество долгов, что вся семья оказалась под угрозой разорения, и моей матери пришлось перекупить бакалейную лавку на Прёбстельгассе и магазин в общине Марко-Поло. Однако трещина вышла далеко за рамки финансовых проблем. Мать была сыта по горло мужем, любящим пропустить стаканчик, но не знающим, что такое ответственность.

Мучительно-долгий процесс развода родителей перевернул всю мою жизнь. Вместо того, чтобы окружить меня заботой и вниманием, обо мне просо забыли. Родители часами громко ругались, поочередно запираясь в спальне. Пока там находился один, другой бесновался в гостиной. Когда я боязливо высовывалась из своей комнаты, они заталкивали меня обратно, закрывали дверь и продолжали ссору. Я чувствовала себя как в клетке и больше не понимала окружающий мир. Зажимая подушкой уши, я пыталась заглушить звуки перебранки и перенестись в безоблачное детство, но это удавалось не часто. Я не могла понять, почему мой обычно такой искрометный затейник-папа выглядит беззащитным и потерянным и больше не достает из волшебных рукавов маленькие сюрпризы, чтобы меня развеселить. Неисчерпаемый запас конфет вдруг иссяк.