Настя - [4]

Но обречен, на самом деле, не только лейтенант. Уилли, однажды впустивший в свою жизнь насилие и теперь не способный остановиться, вынужден разматывать и разматывать цепь, которая все дальше и дальше будет волочиться за ним.

Настя закрыла книгу с едва уловимым ощущением торжества. Ей, читательнице, в этот момент было приоткрыто больше, чем способны узнать герои. Наверное, нечто подобное испытывали средневековые короли, отправляя своих верноподданных на неминуемую погибель.

Осмотревшись, она поняла, что и в ее комнате призраков стало больше. Теперь не только шкаф, но и занавеска, и ковер, и рисунок на ковре как будто отделились от реальности. Рисунок на ковре ничего не значил. Он и раньше ничего не значил. Но если до этого Настя принимала все таким, как есть, то теперь взгляд скользил по знакомым вещам и не находил того, на чем можно было остановиться.

Лежа в темноте, она с опаской смотрела на занавеску, из-за которой тонкой полоской в комнату пробивалось ночное электрическое освещение. Раньше закрытые шторы давали ей ощущение покоя и защищенности. Теперь это была зловещая плотная завеса, отделявшая ее от остального мира. Понимая, что должна хоть что-то сделать, она подошла к окну и раздвинула шторы. Свет фонарей и других окон тут же разбавил темноту, сделал видимым то, на что она, по крайней мере, пока, предпочла бы не смотреть. Но теперь ее окно было единственной связью с миром. Настя вернулась в постель. Так и уснула, не отрывая взгляда от светящегося прямоугольника.

Утром, собираясь на работу, она вновь положила книгу в сумку. Она заранее знала, что откроет ее лишь вернувшись домой, чтобы окружающий мир не исчез у нее прямо из-под носа. Тем не менее, она взяла ее. Ей просто необходимо было держать роман при себе. Это была единственная поддержка, на которую она могла рассчитывать. Близость книги успокаивала ее, потому что эта реальность оставалась неизменной.

День прошел на удивление спокойно. Несколько раз Настя доставала роман, перебирала страницы, не позволяя себе вчитываться. Она не смотрела по сторонам, почти ни с кем не разговаривала, чтобы не наткнуться на новые изменения. И ей это удалось, день прошел без видимых потерь.

Вечером, дома, она открыла книгу с явной тревогой. Она знала, что ее ждут незабываемые минуты. Но также она предчувствовала неминуемую расплату.

В четвертой части рассказывалось о дальнейшей судьбе Салл Джона. Постаревший раньше времени из-за травм, полученных во Вьетнаме, как физических, так и глубоко личных, он вел бесконечно одинокую жизнь. Собственно, было понятно, что состояние, в котором застала его Настя, предвещало скорый конец. Жизнь, в которой, кроме воспоминаний, ничего не осталось. Непонятно было лишь, когда и как именно все закончится. Она знала, что в конце главы, весьма короткой, ей предстоит это узнать.

Глава показалась Насте довольно болезненной. Она была полна чисто мужских разговоров и переживаний, связанных с предчувствием одного единственного события, понятно, какого. А когда стало ясно, что Салл Джон умирает, стоя в пробке…

К нему пришло видение, содержание которого было Насте пугающе понятно. Еще не осознавая, что именно его ждет (Настя это, как раз, отчетливо понимала), он стал видеть предметы, опадающие с неба. Это были вещи, которые Салл Джону больше никогда не понадобятся, потому что жизнь его оборвется именно здесь, в машине, стоящей в непроходимом заторе. Эти предметы были ему не нужны, а, значит, лишены для него всякого смысла. Они падали на землю с безразличным грохотом, ломались, разбивались вдребезги, сводя на нет свое предназначение. Все то, что люди копят годами, приумножая благосостояние, рушилось на глазах. Вот итог жизни — ты ничего не сможешь забрать туда. Единственное, что останется с тобой до конца — твоя память, да и то при условии, что она не изъедена старостью, как бывает изъедена ржавчиной прослужившая долгие годы стиральная машина.

Салл Джону повезло. Его память осталась при нем. И последнее, что ему удается почувствовать — отголоски лета 1960го, то, что оно действительно было. И он уходит, забрав с собой единственное, что ему по силам забрать — свои детские ощущения, память о звуках и запахах, все то, что действительно принадлежало только ему одному.

Закрыв книгу, Настя сразу погасила свет. Она ничего не разглядывала, заранее знала, что последним реальным и значимым предметом обстановки осталась кровать, на которой она лежала. Единственное место в ее доме, из которого она выходила на связь с Атлантидой.

Атлантида, со всеми ее обитателями, уходила под воду. Оставалась одна глава, самая короткая. Ее Настя прочитает завтра. На сегодня переживаний достаточно. У нее тоже есть нечто, что принадлежит только ей и что у нее никому не отнять. Завтра все закончится. Изменится что-то при этом или нет, уже было не так важно. Потому что книга была с ней, заполняла ее своим содержанием.

По выходным Настя обычно ездила к родителям. Проснувшись в субботу утром, она позвонила им и сказала, что приедет на обед.

Книга лежала на прикроватном столике. На бывшем прикроватном столике, потому что теперь и он как будто померк, рассеялся, как бессмысленный текст. Да и кровать уже начала постепенно исчезать из ее настоящего зрения, отвечающего за смысл предметов, а не за умение находить их в пространстве.