Настя - [2]

Настя посмотрела на подруг, заглянула каждой в лицо. Одна, две, три и я четвертая, подумала она. Первая ела теплый салат с фасолью и шпинатом, вторая — "Цезарь", третья — фрукты со взбитыми сливками.

— Сейчас у меня временное затишье на этом фронте, — она попыталась пошутить, но, поняв, что, просто-напросто, врет, заметно смутилась.

— Да ладно, Настя. Когда ты бываешь рассеянной, это значит только одно — у тебя кто-то новенький на уме. Кто он?

— Уильям Голдинг, — снова соврала Настя. Хотя это была не совсем ложь. Бобби, главный герой первой части, читал "Повелителя мух", Настя хорошо знала эту книгу — чем не прикрытие.

— И о чем же эта?

Ну вот, опять. Определить, какая из трех подруг к ней обращалась, было невозможно. Как будто она просто бегло просматривала не самый удачный диалог, не вникая особо, кто именно говорит.

— О том, что быть ребенком не менее страшно, чем взрослым. А иногда — еще страшнее. Просто дети более выносливые, поэтому у них остаются силы на нечто большее, чем банальное выживание, — ответила Настя, обращаясь ко всем одновременно — на всякий случай. Как удачно, что старый Тед Бротиген подарил маленькому Бобби именно эту книгу.

Наконец обед закончился. Еще через какое-то время закончился рабочий день. Добравшись до дома, зайдя в квартиру и хлопнув входной дверью, Настя подумала, что этот звук очень напоминает звук захлопнувшейся книги. После такого хлопка, как правило, образы еще какое-то время стоят перед глазами, а потом рассеиваются, уступая место реальности. Сейчас Настя понимала, что все будет ровно наоборот. Она захлопнула реальность, как дурной роман. Теперь надо немного подождать, пока прожитый день осядет в памяти, а потом можно будет вернуться к привычному, понятному, осязаемому. В Атлантиду.

Приготовив себе поесть, Настя впервые в жизни по-настоящему поняла, что значит выражение "проглотить ужин", встречавшееся ей у нескольких писателей. И готовила и ела она в самой настоящей спешке. Помыв посуду и приняв душ, чуть ли не бегом бросилась к кровати, возле которой на тумбочке, рядом с включенной лампой, лежал роман.

Настя очутилась в студенческом городке Университета штата Мэн. Шел тысяча девятьсот шестьдесят шестой год. Разговоры про Вьетнам, карточные игры, первые зачатки движения хиппи — вот из чего состояла жизнь кампуса. Сперва Настя не понимала, что она там делает, но потом все стало ясно. Кэрол Гербер. Повзрослевшая подружка Бобби и Салл Джона теперь училась в этом университете. Здесь она познакомилась с парнем по имени Пит, от лица которого и велось повествование.

Когда Настя дошла до эпизода, в котором Кэрол показывает Питу фотографию, где они с Бобби и Салл Джоном стоят обнявшись, где им по-прежнему — и навсегда — одиннадцать лет, ей пришлось оторваться от книги, буквально силой отстранить ее от себя. Фотография, о которой говорилось в романе. Настя не просто хорошо себе ее представляла, не просто понимала, о чем речь. Она знала, что это за фотография, она ее хорошо помнила.

Но ведь этого не может быть, подумала Настя. Да, прочитав книгу, ты потом еще долго вспоминаешь героев и события, но… Она осмотрела комнату. А это все может быть? Все эти вещи, то, как они стоят, это ведь тоже не более, чем моя выдумка. Я решила их купить, придумала, как расставить. Что реальнее? Шкаф, о котором я могу только рассказывать, который никто не видел, потому что у меня почти не бывает гостей? Почему же я должна сомневаться в существовании фотографии, о которой рассказали мне. Настя и не сомневалась. Вот только она была уверена, что о фотографии ей не просто рассказали. Она ее видела. Она ее помнила гораздо более отчетливо, чем сегодняшний разговор за обедом.

Через несколько месяцев Пит и Кэрол расстались. Навсегда. Кэрол бросила университет и оставила Пита. Больше они не увидятся. Пит не попадет во Вьетнам, потому что с головой уйдет в учебу. Но осень 1966го так и останется, возможно, самым ярким временем его вполне благополучно сложившейся жизни.

Далеким харвичским летом тысяча девятьсот шестидесятого на Кэрол напали три негодяя-старшеклассника. Ее друзья не смогли, не успели ее защитить. Одиннадцатилетнюю девочку били палкой, но не сломали ей ни единой косточки.

После Бобби и Салл Джона, Пит стал третьим человеком, чью жизнь Кэрол изменила своим недолгим присутствием. Она не ломала судьбы, не разбивала сердца, только слегка приминала их. Было ли это потому, что она сама всегда оставалась несломленной? Ответов у Насти не было, да ей и не хотелось их знать. Когда веришь во что-то по-настоящему, ответы не нужны. А она верила в Атлантиду, никаких сомнений быть не могло.

Дочитав, Настя вновь осмотрела комнату. Кровать, занавески, книжный шкаф, ковер, маленький аккуратный стол с компьютером. Все было на своих местах, хоть со вчерашнего дня она и свыклась с мыслью, что все эти предметы теперь кажутся ей менее реальными. Ее внимание привлек книжный шкаф.

Точнее наоборот. Ее как раз удивило, насколько шкаф не привлек ее внимания. Взгляд скользнул по нему, но при этом — как бы мимо. Как если бы на месте шкафа вообще ничего не было. Он стал подобен надписи на незнакомом языке, в которой можно выделить отдельные буквы, но смысл остается непонятным.