Насты - [39]

– Не.

– Голос любого сруна, – сказал я, – в инете фактически приравнен к голосу академика. Ну пусть не один к одному, но десять срунов – это уже глас народа. Любой академик, с которым заспорят десятеро, поднимет лапки и попросту смоется с форума.

Зяма хохотнул:

– Да еще от таких, как мы!

– Так что, – закончил я, – на всех форумах рулим и правим мы, сруны!

Валентин все так же молчал, смотрел темными запавшими глазами. Данил и Грекор подошли, послушали, Грекор сказал довольно:

– Ага! Рулим. Мы их всех на четыре кости поставим.

– Никакой академик с нами тягаться не сможет, – сказал я, – это четко. Так что мы уже осуществили главную задачу захвата власти: взять под контроль почту, телеграф… Сейчас инет – это и почта, и телеграф и вообще почти все. Мы фактически уже захватили власть над обществом, но еще не сумели сами этого понять…

Я сделал паузу, в мозгу крутится нечто очень важное, Валентин наконец пошевелился и бросил негромко:

– …и воспользоваться.

– И воспользоваться, – повторил я громче. Остановился, сам озадаченный тем, что брякнул, наконец проговорил с усилием: – Нам просто надо сесть и подумать, как воспользоваться уникальным шансом, который нам дала эта сраная демократия.

Они умолкли и смотрели на меня чуточку испуганно. Я сам чувствовал себя испуганным, все-таки ломать – не строить, а срать – не убирать за срунами. Мы привыкли ломать, а сейчас вроде надо придумать что-то созидающее… правда, для того, чтобы потом срать еще больше, чаще и даже там, где пока что и сейчас насрать не удается.

Зяма сказал нерешительно:

– Тогда… мы становимся легальной оппозицией? Или несистемной, как теперь говорят?

Я посмотрел на Валентина, но тот помалкивает, я сказал с неохотой:

– Сколько бы ни облагораживали роль оппозиции, как бы ни старались придать ей нужные и как бы полезные функции, но давайте будем откровенными хотя бы между собой! Это те же сруны, только в хороших костюмах и при галстуках. В абсолютном большинстве ими движет то же самое, что и нашими молодыми орлами, что срут в лифте и на лестничной площадке.

Данил напомнил мрачно:

– Ты сам сказал, им стараются придать полезные функции!

– Да, – согласился я, – бороться со срунством невозможно, а когда невозможно – умные люди стараются возглавить. И постараться получить по максимуму.

– По максимуму, – проворчал Зяма, – это баллотироваться в Госдуму и на президента. У нас такой задачи нет.

– Пока нет, – сказал Валентин многозначительно.

– Пока нет, – согласился Зяма, не замечая подтекста. – Значит, мы должны сохранить здоровую идею срунства и не поддаваться на все попытки сузить нашу деятельность легальной оппозицией. Пусть даже не только правительству, а всему обществу, его морали и правилам. Конечно, ханжеских.

– А какие ханжеские? – спросил новичок Гаврик.

– Все ханжеские, – ответил Зяма твердо. – Мы вообще за мир без правил!

– Анархисты?

– Нет, анархисты отрицают только власть, – пояснил Зяма терпеливо. – Центральную причем. А всю остальную приветствуют. Анархия – мать порядка, а это значит, что сперва убрать власть, а потом в том правильном, что вырастет на безвластии, – закрутить гайки, и получится порядок! Как на кладбище.

Я постучал по столу:

– Тихо, не уходите в сторону! У нас нерешенный вопрос: что ответим, если нам предложат бонусы в обмен на ограничение нашей благородной деятельности?

Зяма уточнил:

– Это называется таким ругательным словом, как легализация.

– Легализация незаконно нажитых доходов, – сказал с тоской Грекор, – легализация наворованного, легализация подполья… Даже не знаю, стоит ли нам выходить в открытую? Сами себе свяжем руки… Что там слышно о митинге?

– Уже разрешен, – отрапортовал Зяма. – Торгуются только насчет места.

– Так вроде на Болотной?

– Да, но оппозиция желает идти туда через весь город и чуть ли не по Красной площади с песнями «Долой власть!». Сейчас согласовывают маршрут.

Данил хищно оскалил зубы, в самом деле белые и с крупными клыками, как у волка.

– Нам не это важно. А вот сумеем подраться или нет…

– На этот раз сумеем, – заверил я. – Главное, не они, а мы.

Во второй комнате половина нашей команды с восторгом смотрит ремейк «Полицейской академии». Все с большими ломтями пиццы в руках, ржут, едва не давятся, хлопают друг друга по плечам и спинам, а когда пошли гонки по городу, Василек чуть не захлебнулся пивом.

Валентин улыбнулся, сказал мне почему-то грустно:

– А я застал еще время, когда был не телесериал, а просто фильм… Успех был грандиозный, сразу же начали штамповать одну серию за другой. Как я тогда ржал и с каким удовольствием смотрел!

– А че, – спросил я, – сейчас хуже, что ли? Ну, сериал, конечно, растянутее, зато сколько новых хохм!

Он грустно вздохнул:

– Да все мое образование виной. Понимаешь, Анатолий, когда отягощен интеллектом, да еще и приличным образованием, то пиши пропало. Половину радостей простого человека сразу вычеркиваем, а в оставшейся половине ковыряемся долго и брезгливо, отыскивая высокое, но что еще и веселое…

Я покосился в распахнутую дверь, где в этом время веселые балбесы устроили новую козу своему начальнику.

– А чем этот сериал тебе не то?