Насты - [26]

– Соображаешь, – изумился Зяма. – Кто бы подумал! У тебя какой вес мозга? Девятьсот грамм? Я бы добавил еще пятьдесят!

– Сам ты бабуин, – сказал Данил. – И все твои… бабуины. Комп уже привез?

– А зачем? У меня айпад.

– А по треку гонять? В планшетах не видеокарты, а одно название.

– Бугор принесет, – сообщил Зяма и кинул в мою сторону. – Он профи, у него их три штуки. А то и соберет под заказ. Оформим как неотложные затраты. Если надо, то и в облака заберемся.

Грекор сообщил гордо:

– Я там уже год. Все мои коллекции там.

– Ну и дурак, – сказал Зяма. – Как можно хранить свои секреты у того, чей офис идешь громить?

Грекор почесал затылок.

– Так облака же в Америке?

– Вообще-то мы бьем по всему сволочному миру, – пояснил Зяма, – ну да ладно, Америка пока подождет.

Глава 11

Компы я принес и разместил в обеих комнатах, хотя и не три, как рассчитывал Зяма, хватит нам и двух, зато соединил локалкой, можно было резаться и по сети, а еще купили самые дешевые столы и стулья, холодильник и прочее по мелочи.

Зяма тут же врубил комп, завизжал от счастья, обнаружив уже установленные гонки, тут же азартно повел автомобиль по скоростной трассе, дома его мучают науками, только здесь и оторвется всласть, за вторым Валентин начал шарить по англоязычным сайтам, у нас только он да я владеем английским.

На подоконник забрались с ногами, выставив напоказ выбритые пилотки, Люська и Марина, приятно слышать их веселое щебетанье, обе взахлеб и наперебой рассказывают друг другу, как клево все было на митинге, будто не стояли рядом, сияют, как два солнышка на небе.

Я пришел в офис, когда Зяма и Данил в очередной раз планировали, как в следующий раз пройдут по проспекту Сахарова до заграждений, а там организуют народ на прорыв цепи полиции или ОМОНа.

Зяма втолковывает Данилу:

– Володя Сахаров – великий футболист, «Торпедо» без него бы загнулось, ты прав, но все-таки проспект назван в честь другого Сахарова, ты его не знаешь, но это тоже был крутой мужик, хоть и не такой крутой, как Володя… Этот другой Сахаров предложил заложить вдоль Атлантического и Тихоокеанского побережий США, то есть с обеих сторон, чтоб никто не вырвался, цепочку ядерных зарядов по сто мегатонн каждый!.. И при самой малейшей агрессии против нас или наших дружбанов попросту нажать кнопку, чтобы всю Америку вдрызг! И не было бы сейчас у нас проблем. А когда стал академиком, знаменитым и неприкосновенным, вдруг разом осознал, что коммунизм – зло, и тут же стал диссидентом! Молодец, всегда понимал, по какую сторону забора упасть…

– Дык еврей же, – сказал Данил с отвращением. – И женат на еврейке, и вообще у него какая-то еврейская физика.

– А в Израиле его именем названы улицы во всех городах, – сказал Зяма с удовольствием. – Конечно, наш!.. Кого еще нам отдашь? Давай Сталина?

– Так он же грузин вроде…

– Да какой-то подозрительный грузин, – сказал Зяма. – Наверняка еврей скрытый…

Данил сказал обидчиво:

– Да пошел ты! Чикатилу не хочешь?

– Чикатилу нет, – ответил Зяма задумчиво, – а вот Джека-потрошителя бы взял… Все-таки романтик, что-то в нем есть… Нет, ты посмотри на бугра! Тебе не кажется, что он похож на Генриха Гейне?

Данил прорычал:

– Ты че? При чем тут Генрих Гейне?

– Тоже крутой мужик, – пояснил Зяма. – Как он сказал, как сказал! «Честность – прекрасная вещь, когда все вокруг честные, один я жулик». После чего наш царь Николай I послал к нему тайного гонца с траншем в двенадцать тысяч талеров, сумасшедшие по тем временам деньги, поблагодарить за то, что тот воспел подавление польского восстания царскими войсками. Или, как изящно выразился наш государь, «за верное освещение роли России в польских событиях». Деньги отвез наш великий интеллигент, гордость русской поэзии Федор Тютчев.

Валентин услышал, повернулся к ним, лицо такое, словно и сам впервые слышит, а Данил охнул:

– Тот, что в школьных учебниках?

– Он самый.

– Врешь?

– Точно-точно, – заверил Зяма, – можешь порыться в истории. Немец Гейне… вообще-то он еврей Хайнрих Гайне, спроси у дядьки гугла, этот иудей всех своих помнит и учет ведет, не захотел показаться русскому прижимистым жидом, и они вдвоем с шиком промотали эти деньги в Париже на баб, шампанское и всякие кутежи.

Данил восхитился:

– Да какой он тогда Хайнрих, он точно Генрих!.. А то и вовсе Иван, немцы – те же евреи, зря копейки не истратят.

К ним прислушался Грекор, сказал с такой обидой, словно Тютчев был его родным и любимым дедом:

– Да что вы Федора Ивановича шпыняете! Он же на халяву пил! Все равно эти деньги уже отдал, так почему не пропить чужое? А вон Некрасов и Тургенев государственные деньги пропивали и проигрывали в парижских казино…

Данил сказал с недоумением:

– Все понятно, только при чем тут наш бугор?

– Дык он тоже получил свои двенадцать тысяч талеров, – пояснил Зяма. – С учетом инфляции это как раз пятьсот тысяч рублей, я считал! Я вообще деньги считать люблю. И тоже крутой мужик, как думаешь?

Данил оглянулся на меня.

– Бугор? Да, крутой…

Валентин повернулся ко мне, оставив монитор с мигающими ссылками на голую Аню Межелайтис, потер усталые глаза.

– Хватит трепаться, – предложил он, – давайте о серьезном…