Наступление продолжается - [4]

Далеко и от этого как-то мягко посыпались выстрелы. Заухали, протяжно отдаваясь по лесу, разрывы. Алексей снял с шеи автомат, вполголоса окликнул своих солдат. Те вразнобой отозвались.

Колонна остановилась. Все напряженно прислушивались. Стрельба и разрывы слышны только впереди. Но вот донеслось еще несколько притушенных расстоянием выстрелов, несколько очередей, и все стихло. Пробились батальоны или вынуждены отходить сюда?

Впереди все более громко звучали голоса. По колонне передают какое-то приказание. Вот дошло: «Ускорить движение!»

И снова постукивают по корневищам колеса и подковы, мягко шелестит под сапогами давно увядшая, скользкая от ноябрьской мокрети трава.

«Значит, противник впереди сбит! — обрадовался Алексей. — Вот и ничего страшного… Но все же будет что рассказать, когда домой вернусь. В окружении побывал. Знамя на себе нес. Написать завтра маме и сестренкам об этом? Нельзя. Военная тайна. Мать еще расскажет Галиной матери — соседям ведь все друг про друга известно. Даже про то, что Галя косы хотела остричь, да раздумала, — и то мать сообщила… Нет, не надо писать. Галя узнает — подумает, что хвастаюсь. Вот если бы сам отец домой об этом написал да до Гали дошло бы — тогда не подумала бы, пожалуй… Конечно, когда после войны встретимся, при случае расскажу ей про сегодняшнюю ночь, так как-нибудь, мимоходом. К тому времени у меня побольше найдется о чем рассказать. Наверное, и на груди блестеть кое-что будет. Не то что сейчас — только комсомольский значок…»

Тусклый прерывистый свет вырвал из тьмы впереди повозку, чешуйчатый ствол сосны, фигуру солдата в плащ-палатке, вставшей горбом. Прутья огня, летящего низко над землей, перехлестнули ночь.

— К бою! — крикнул Алексей. Его голос потерялся в ожесточенной трескотне автоматов.

Стреляли справа, из чащи, оттуда, где фланговый заслон. Неужели заслон смят? Припав на колено, Алексей дал очередь, другую, туда, в гущу леса, откуда выхлестывались огненные прутья. Его бойцы — кто лежа, кто присев — тоже стреляли. А навстречу им из лесной темнотищи все яростнее выметывались трассы огня. Мимо Алексея пробежал, держась за бок, солдат. Охнул, выругался свирепо кто-то позади. Чуть не сбила прогрохотавшая мимо повозка без ездового, прохрапели обезумевшие кони.

Еще очередь, еще!

Оттягивая затвор, Алексей глянул вправо, влево. В прерывистом свете пулевых трасс, стелющихся низко над землей, успел заметить несколько распростертых тел.

Уже? Сколько автоматчиков осталось с ним? Слева лежа стреляет — отсветы выстрелов освещают бровастое, большеглазое мальчишеское лицо — Вартанян, Рядом с ним — еще кто-то…

И это все? Нет, еще кто-то справа… А немцы — все ближе. Уже слышны сквозь автоматную стукотню их перекликающиеся голоса.

Алексей вновь вскинул автомат. И словно за руку дернуло: «А приказ Ракитина?»

— За мной! — крикнул уцелевшим автоматчикам. Ему казалось — на весь лес прозвучал его голос. Но едва ли услышали его бойцы в яростном перестуке автоматов, в рявканье гранат, которые рвались уже близко, вскидывая багровые искры.

— За мной, автоматчики! — еще раз крикнул Алексей и побежал. Мгновенно стало жарко — будто от знамени, плотно обвитого вокруг тела, исходил этот жар.

Алексей впервые бежал не на врага — от него. Но не было стыдно. Подполковник Ракитин и майор Себежко велели поступить именно так. Он не трус. Он спасает знамя.

Не удивился, слыша, что его бойцы продолжают стрелять. Не возмутился, что не выполнили его команды. Понял: прикрывают. Чтобы успел…

Он пробежал всего несколько шагов, и вдруг ноги стали непослушными. «Что это?» — не понял. Споткнулся о какой-то корень и неловко, боком, упал. Резкая, как ток, боль от поясницы ударила по всему телу. «Ранен? Не может быть… Надо позвать!» Он закричал. Но ему только показалось, что закричал. Его голоса не услышал бы никто — даже если бы было совершенно тихо. «Неужели никого нет рядом?» — подумал с ужасом. Припал грудью к земле. Изумился: какая холодная. Только что было жарко, а сквозь шинель, сквозь ткань знамени так быстро проник холод земли. Осень…

Он уже не слышал, как совсем близко кричали встревоженно:

— Где лейтенант?

— Товарищи, где лейтенант?

3

Как быстро прошла ночь! Уже девятый? Ракитин, посмотрев на часы, поднял взгляд к небу. Серое, пасмурное…

Присев на земляную ступеньку, прислонился боком к стене, еще по-свежему гладкой и темноватой, — этот окопчик для его наблюдательного пункта здесь, на опушке соснового леса, отрыли только что. Ракитин пришел сюда сейчас с батальонных позиций.

Из дома лесника, где с ночи обосновался полковой командный пункт, Ракитин, едва начало брезжить, отправился на передовую. Требовалось уточнить, как расположены батальоны, как ведет себя противник. В один батальон он послал начальника штаба. В другой отправился замполит; впрочем, он только перед утром вернулся с передовой. В третий, в тот, что вышел из окружения последним, Ракитин решил сходить сам. Все еще не верилось, что знамя потеряно, но командир этого батальона подтвердил то, о чем уже докладывал.

Когда расходились по батальонам, Ракитин сказал горько: «Теперь нечего ждать. Что солдатам скажем, если про знамя спросят?» — «Правду!» — ответил Себежко. «Но ведь ты сам заботился — дух поддержать!» — «Я и сейчас забочусь. Но надежда была, пока не вернулись разведчики. А сейчас? Солдат правду все равно узнает». — «Это верно», — согласился Ракитин. А Себежко добавил: «Да и негоже нам, коммунистам, правду от людей скрывать, как бы горька ни была! Делу это не поможет, а полк, пока он есть, должен свое исполнять».