Наступление - [11]

— С чем? — не понял его намека Игнатов и уставился на него.

— Да именно с его отношением ко мне.

— Ах вот что! Ну посмотрим. Если заслужишь, другое дело. Тогда и я не останусь в долгу. Сели мы в галошу минувшей ночью. Представился такой случай показать себя! Сами к нам пришли партизаны, своими ногами! А мы их проморгали. Надеюсь, что и ты убедился в простой истине: запугать их можно только одним — беспощадным истреблением.

Голова Слановского работала лихорадочно и путанно. Сознавая, что попадает в безвыходное положение, он последним усилием воли попытался овладеть собой и хотя бы внешне сохранить спокойствие. Но Игнатов хорошо понимал его состояние и поэтому продолжал играть на нервах подпоручика.

— Ты знаешь коммунистов, которых привели из вашего села? — спросил он после короткого молчания.

— Так точно.

— Мы не ошиблись, не так ли?

— Не могу знать.

— Имей в виду, что эти — самые главные, но есть и другие. Будем живы и здоровы, так и до них доберемся. Ты что так побледнел? Уж нет ли среди них кого-нибудь из твоих родственников или друзей?

Слановский продолжал молчать. В ушах шумело, он был не в состоянии связать и привести в порядок свои мысли. А Игнатов с циничной настойчивостью продолжал допытываться:

— Может, у тебя были какие-нибудь дела с ними? Так я тут ни при чем! — Он опустился на стул, закурил сигарету и рассеянно поглядел в окно. — Могу я узнать, где ты был прошлой ночью до половины второго?

— На улице.

— А с кем, если не секрет?

У Слановского снова пересохло в горле. Ему было очень обидно, что человек, к которому он питает чувство особой неприязни, с такой легкостью вмешивается в его самые интимные дела, но тем не менее он решил, что лгать было бы ниже его достоинства, и поэтому откровенно признался:

— Со знакомой. — Его бледность быстро перешла в румянец.

— Похоже, что девушки легко липнут к тебе. И давно ты ее знаешь?

— Несколько лет. После демобилизации я несколько лет работал учителем. С тех пор мы и знакомы.

— Ах, значит, старая дружба, — многозначительно осклабился Игнатов и тут же изменил выражение лица. — Этой ночью будет много работы. Не хочешь ли поприсутствовать на допросе? — уставился он на Слановского.

— У меня нет опыта, и кроме того…

— Тебе неудобно, — подхватил Игнатов. — Не так ли? А что касается опыта, никто не рождается опытным. Ну ладно, постараюсь покончить с этим делом и без твоей помощи. Думаю, и у тебя еще будет возможность проявить себя. Этой ночью надо усилить охрану. Я приказал удвоить посты. После комендантского часа из расположения роты не отлучаться, понятно?

Слановский молча кивнул головой. Игнатов встал и, не спуская с него глаз, сказал:

— Забегу домой, переобуюсь. Жди меня в корчме. Познакомлю тебя с людьми из областного управления.

«Только этого мне и не хватало», — с досадой подумал Слановский и все-таки выдавил из себя:

— Так точно, буду ждать вас в корчме.

Игнатов вышел. Через открытое окно Слановский слышал, как он сердито ругал солдат, но сознательно не отреагировал на это. Ему захотелось побыть одному. Желание хотя бы ненадолго остаться наедине с самим собой было столь острым и жгучим, что он даже не услышал, как отворилась дверь и перед ним вырос Йордан, помятый и смущенный.

— Их будут допрашивать здесь или повезут в город? — спросил он почти шепотом.

— Здесь. — Слановский вздохнул отчаянно и беспомощно. — Этот тип очень уж разъярен.

Йордан приблизился к подпоручику. Боязливо обернувшись, словно боясь, что их подслушивают, он шепотом сказал:

— Мы попытались установить связь с нашими людьми.

— Ну? — радостно встрепенулся Слановский.

— Завтра утром нам дадут знать…

* * *

Около полуночи Игнатов, два полицейских агента, унтер-офицер Кочо и солдаты Наско и Геца начали допрашивать задержанных.

Старого Бойо привязали тонкой веревкой к скамейке. Кочо выкручивал ему руки и вгонял острые спички под ногти. От невыносимой боли старик корчился, и скамейка под ним вздрагивала. Наско и Геца по очереди садились ему на спину, не давая ему сопротивляться. Кочо с садистским наслаждением вгонял спички еще глубже. Старик, хотя и был изувечен, не доставлял им удовольствия — он не кричал и не молил о помощи и пощаде. Он даже не стонал, а молча сносил боль и только грыз зубами край скамейки. Когда Кочо уставал или ему надоедало всаживать спички, он хватал суковатую палку и бил ею по широким, как скребки, ладоням старика. После каждых пяти-шести ударов он наклонялся к его разорванному уху:

— Говори, старая развалина, пока не порешил совсем! Отрежу руки до локтей.

— Режь, сучье отродье, — хрипел дед Бойо, сжимая окровавленные губы.

— Это ты давал бандитам хлеб? Где скрывается твой внук?

— Попробуй найди, что меня спрашиваешь?..

Игнатов переступал с ноги на ногу. Он ошеломленно смотрел то на Кочо, то на полицейских агентов. «На что же это похоже? — тревожно думал он. — Из стали эти люди, что ли?»

Полицейские агенты с профессиональным спокойствием и проворством набрасывались на свои жертвы, которые уже были обезображены и изувечены унтер-офицером Кочо. Но и их усилия ни к чему не приводили. Тогда Игнатов налетал на них с дикой яростью, бил кулаками, пинал ногами куда попало, а когда уставал, то, неистово крича, указывал на дверь.