Настроение: со льдом! - [10]

А потом мама вернулась, с ней был папа, бабушки и дедушки, подруги и друзья, собрался целый дом гостей. Я не понимала, что происходит, обычно столько людей приглашали на день рождения или в Новый год, и я бегала по квартире, цепляла всех за руки и спрашивала. А потом папа подхватил меня на руки, он был радостным, смеялся, он отнёс меня в спальню и тогда мне показали Ляльку. Она лежала на родительской постели в раскутанных пелёнках, возилась, куксилась и слеповато щурила глаза.

– Это твоя сестрёнка, – сказал мне папа.

Я смотрела на младенца, потом взглянула на маму, которая счастливо улыбалась. Она погладила меня по волосам, после чего присела на край кровати, и вся сосредоточилась на малышке. А кто-то рядом сказал:

– Видишь, Тома, тебе родители Ляльку родили.

Так это имя к Ольге и пристало. Всем понравилось. Ляля, Ляля. Звучало нежно и по-детски.

С того дня я отлично помню себя, свою жизнь, как я росла и что чувствовала. Хотя, бабушка говорила, что я всё выдумываю. Не может ребёнок с таких лет себя помнить. Кто знает, может, она и права, и я половину выдумала. Но я почему-то отлично помню, себя, сидящую вечерами на диване с книжкой сказок или с альбомом для рисования, и родителей, которые ходили по комнате туда-сюда, в попытке укачать плачущего ребёнка. Лялька была слабенькой, болезненной, без конца плакала или куксилась. Родители не спали ночами, отец бегал по утрам на молочную кухню, прибегал запыхавшийся, наспех завтракал, хватал меня в охапку, чтобы отвести в сад или в школу, и мчался на работу. Обычно ему не хватало времени, чтобы меня завести в группу и переодеть, и мне пришлось учиться делать это самой. Меня оставляли на крыльце у двери в группу, я махала папе рукой на прощание, а он уже бежал прочь, чтобы не опоздать на работу. Вечерами мне также надлежало быть собранной, переодетой, и ждать кого-то из родителей. Мне нравилось, когда меня забирала бабушка. К сожалению, она приезжала не так часто, зато с ней никуда не нужно было торопиться, по пути домой мы обязательно заходили в магазин и покупали что-нибудь вкусное, на что у родителей обычно не хватало денег или времени, чтобы дождаться, пока я сделаю выбор между пирожным «картошка» или «корзиночкой».

Мне рано пришлось стать самостоятельной, по крайней мере, в обслуживании себя и в попытке придумать, чем себя развлечь. Мама всегда была занята Лялькой, которая лет до трех без конца болела, переходя от банального ОРЗ в бронхит, из ветрянки в скарлатину и так далее. Целый хоровод болячек. Сестру даже в садик отправили только за год до школы. До этого момента мама не отпускала её от себя, справедливо полагая, что стоит кому-то на младшую дочь чихнуть, как она тут же вновь заболеет. Не помню, но если и со мной были такие же проблемы до трёх лет, то мне родителей искренне жаль. Но про мои болезни мне никто ничего не рассказывал, и как я их перенесла, тоже. Я только помню, что ходила в садик, в школу, в продлёнку. Я всегда куда-то ходила, пока мама дома качала Ляльку на руках. Может, поэтому родители столь безгранично любят сестру? Потому что она далась им такими усилиями?

Но при этом повторюсь, что моя сестра не выросла избалованной или капризной. Ляля с самого раннего возраста, даже с ветрянкой или детскими соплями, озаряла всех своей улыбкой, будто солнышко. Она всегда была доброй, отзывчивой девочкой. Очень красивой. Хрупким, белокурым ангелом с огромными голубыми глазами. Помню, как родители собирали её в первый класс, как утром первого сентября она стояла посреди большой комнаты в форме, в белом фартуке, с букетом цветов и новеньким портфелем за плечами. Лучилась счастливой улыбкой, а папа бегал вокруг неё с фотоаппаратом.

– Тома, посмотри, какая она красотка, – ахала мама и всплёскивала руками от восторга. А затем сказала младшей дочери: – Ты будешь самой лучшей ученицей!

– Отличницей? – Лялька задрала повыше острый подбородок и улыбнулась, демонстрируя отсутствие двух зубов впереди. Повернулась ко мне. – Тома, я ведь буду отличницей?

– Будешь, – ответила я, ничуть в этом не сомневаясь. В тот день мне надлежало отправиться на школьную линейку, держа за руку младшую сестру-первоклассницу. Родители шли позади нас и гордо улыбались. Но я знала, что гордятся они больше Лялькой. Меня первого сентября не отводили в школу после второго класса. Дальше я, по мнению родителей, стала достаточно взрослой, чтобы справляться самой.

Отличницей Ляля не стала. Объективно говоря, стремления к получению знаний в ней было не так много, куда больше старательности. Но зато с её появления в первом классе, её стала обожать вся школа. И это продлилось все десять лет обучения сестры. Первые годы неизменно Лялю выпускники носили на плече во время церемонии последнего звонка, а сестра, озаряя счастливой улыбкой всех собравшихся, звонила в медный колокольчик. Соответственно, Лялька была на всех фотографиях, её звали на все конкурсы, вовлекали в торжественные мероприятия и отправляли на олимпиады. Чрезмерных знаний от неё не требовали, но своим обаянием она неизменно зарабатывала родной школе несколько хороших баллов. Учителя Ляльку тоже обожали. Она всегда была вежлива, послушна, готова помочь. Мальчики едва ли не с третьего класса готовы были носить за ней портфель до дома и по коридорам школы, и никто никогда не дёргал сестру за косички и не толкал в коридоре. Потому что толкнуть столь милое создание казалось немыслимым даже последнему хулигану. А Лялька любила всех на свете, казалась непогрешимой, и все вокруг её обожали. Мне порой казалось, что её мир и мой находятся в параллельных вселенных, потому что в моей жизни ничего непогрешимого не было. Жизнь как жизнь. Как у всех подростков.