И еще более сильный новый взрыв отшвырнул его в кромешный огонь.
Пламя заполнило всю комнату.
Хрупов попытался выползти, но обгоревшие руки не слушались его, и он плюхнулся лицом в неукротимый огонь.
Старбеев не мог заставить себя написать ответ беспокойному Журину. При одной мысли о Хрупове кровь колотила в виски, дыхание становилось прерывистым.
Он зажал черную пластмассовую ручку в кулак и долго смотрел на холодно-пустой стол с никчемным листком бумаги.
Чувство гнева и горести разметало толщу времени, и тот давний выстрел вдруг отозвался с такой пронзительной силой, что он даже ощутил прикосновение пальца к теплому спусковому крючку автомата.
И произошло все именно сейчас, а не тогда, в сорок третьем. И зря память бесправно путает жестокий календарь жизни.
Журин… Журин… Что же написать тебе?.. Зачем ты ищешь его? Помню. Я сам просил… Хотелось верить. Только одно скажу: исчезла моя щемящая боль. Померк мой грешный день.
Ты лучше вспомни Романа Карпухина и наш взвод. Они же полегли героями на твоей земле. По ней бегает твоя дочурка…
Утром Старбеев написал всего две строчки: «Прекратите поиск. В письме сорок третьего года ничего не могу изменить».
