Настоящий мужчина - [18]
Собирая материалы для диссертации , Иридий Викторович особенно остро ощущал себя таким, как положено, и только чтобы почувствовать это еще острее, иногда присоединялся к сетованиям вольнодумцев насчет того, что кто-то им «мешает работать», не дает печатать «правду» и тому подобному хвастовству, пока не понял, что это лишь лакейские сплетни за спиной хозяина-кормильца: только благодаря Верности хозяину ты перестаешь быть лакеем, а становишься Василием Шибановым. Не лакейство ли, работая над темой «Ленин в Польше», позволять себе такие, например, анекдотцы: на какой-то якобы «выставке», посвященной якобы ленинскому «юбилею», привлекла якобы общее внимание такая «картина»: на тахте сидит голая Надежда Константиновна, поглаживая голые же мужские ноги. Чьи это ноги, любопытствует публика, – Феликса Эдмундовича, отвечает автор.
А где же Ленин, удивляется публика. А Ленин в Польше, отвечает «живописец». Это ли не лакейство, я вас спрашиваю? Вдобавок безграмотное, противоречащее общеизвестным фактам и датам.
А когда люди, которым, благодаря Доверию Старших, дозволено передвигаться по всей территории социалистического лагеря, начинают рассказывать о новостройках от Монголии до Германии, что все это, мол, одно сплошное не то Купчино, не то Кириши, – это как? Как можно не понимать, что социализм в качестве высшего проявления планомерности и должен в борьбе со стихийностью распространять наилучшие, научно обоснованные стандарты всюду, куда ни ступит нога советского человека! И как можно перед тысячеликой стихийностью, сверкающей алчными глазами изо всех щелей, готовой в любой момент поглотить отвоеванный у хаоса уголок Порядка, требовать для нас, его главных носителей и, можно сказать, жрецов, какой-то там еще «свободы», а точнее – безответственности?! Ведь Управление, если вдуматься, лишь крошечный островок среди безбрежной Механки с ее Витьками, Толянами, котлованами...
Если всерьез – Иридию Викторовичу очень нравилось, что к архивам и спецхранам не допускают кого попало, – тем больше чести для избранных. Ему нравились эти взрослые хлопоты: составить ходатайство, подписать у треугольника (партком, профком, администрация), а когда получишь отказ даже с таким солидным документом – это лишь еще больше возвысит тебя в собственных глазах: если уж столь серьезные люди опасаются твоего глаза... Идти с ходата́йством в разные маленькие приемные обкома, куда-то дозваниваться, сидя в нетопленой гостинице, пока впустую текут дни командировки – когда же еще и почувствовать себя солидным человеком! Твоя значительность возрастает с каждым шагом по мере приближения – нет, не к легкомысленному «храму», а к солидной и ответственной канцелярии с ее атрибутами величия – скукой и бдительностью, и сердце особенно сладко замирает оттого, что встречает и осуществляет контроль не вдохновенная шевелюра ученого жреца, а седенький ежик гэбиста-кадровика. Хранитель научно-политических тайн подробно инструктирует, про что можно выписывать, а про что нельзя, и ты подходишь очень ответственно, чтобы оправдать Доверие Старших, но потом у тебя все-таки вычеркивают еще половину – здесь сидят умы совсем уж недосягаемой государственной вышины!
Вот печататься – это действительно серьезно. Но ведь есть же люди – и на факультете, и на кафедре, – которые ездят на все конференции и ежегодно печатают по три, пять, десять статей (пусть заметок, важно число) в институтских «Трудах». Терпение и труд, доверие и верность – и рано или поздно очередь дойдет и до тебя. Только не спеши урвать не по чину, без очереди – тогда не будет причин для недовольства. Недовольства начальством. А что этим умникам (прохиндеям) будто бы плохо оттого, что им не дают печатать какую-то там «правду» – это такая же рисовка, как все эти вопросики: а вы читали такую-то новинку? а вы смотрели такую-то постановку? – все это только чтобы красоваться, а не работать. Вот у него, Иридия Викторовича, никаких таких «новинок», никаких «постановок», никакого этакого «блеска», то есть хвастовства, – а материал для диссертации все растет и растет. Надежный, трижды профильтрованный, без неожиданностей.
Впрочем, одно неожиданное по крупности открытие он все-таки сделал. Собственно, он даже находился в двух шагах от того, чтобы внести уточнение в биохронику Владимира Ильича Ленина. Тему для расследования предложил Малафеев: в неопубликованных комментариях Ильина-Женевского к воспоминаниям Елизаровой-Книпович о Бонч-Бруевиче указывалось, что рабочий, застреливший городового в пятом году, и партиец, возглавивший рабочую депутацию к Ленину в двадцать первом году, был, по всей видимости, одно и то же лицо, а именно – Василий Изотов. Установить личность лица и его дальнейшую судьбу было особенно важно (впрочем, нам дорого все, что связано с Ильичом) в связи с обострившейся международной обстановкой, сделавшей особенно злободневными два ленинских высказывания (по поводу городового и по поводу депутации).
Романы А. М. Мелихова – это органическое продолжение его публицистики, интеллектуальные провокации в лучшем смысле этого термина, сюжет здесь – приключения идей, и следить за этими приключениями необычайно интересно. Роман «Исповедь еврея» вызвал шум и ярость после публикации в «Новом мире», а книжное издание стало интеллектуальным бестселлером середины девяностых.
"... Однако к прибытию энергичного милицейского наряда они уже успели обо всем договориться. Дверь разбили хулиганы, она испугалась и вызвала мужа. Да, она знает, что посторонним здесь не место, но случай был исключительный. А потому не подбросят ли они его до дома, им же все равно нужно патрулировать? ...".
В этой книге слышится гул времени: судьба романтического советского поколения сливается с судьбой страны в эпоху исторического перелома. Веселая компания друзей – умных, смелых, одаренных – вступает в жизнь, уверенная в своем блестящем будущем. Но с годами надежды тают, и самый преуспевший из них задумывается, почему так получилось. Роман отвечает на важнейшие вопросы современности, однако, при всей глубине раздумий, в нем есть кипение жизни, есть смех, есть слезы, есть любовь.
«Каменное братство» – не просто роман, это яркий со временный эпос с элементами нового мифологизма, главная тема которого – извечная тема любви, верности и самозабвенного служения мечте. Главный герой, вдохновленный Орфеем, сначала борется за спасение любимой женщины, стремясь любыми средствами вернуть ее к жизни, а затем становится паладином ее памяти. Вокруг этого сюжетного стержня разворачиваются впечатляющие картины современной России, осененные вечными образами мужской и женской верности. Россия в романе Александра Мелихова предстает удивительной страной, населенной могучими личностями.
Нет лучше времени, чем юность! Нет свободнее человека, чем студент! Нет веселее места, чем общага! Нет ярче воспоминаний, чем об университетах жизни!Именно о них – очередной том «Народной книги», созданный при участии лауреата Букеровской премии Александра Снегирёва. В сборнике приняли участие как известные писатели – Мария Метлицкая, Анна Матвеева, Александр Мелихов, Олег Жданов, Александр Маленков, Александр Цыпкин, так и авторы неизвестные – все те, кто откликнулся на конкурс «Мои университеты».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
"... А роман дяди Изи с его сорокалетней бухгалтершей пошел ко дну, когда она представила ему шантажный перечень, по которому ей причиталось двести тонн гринов. Дядя Изя не стал бы портить отношения с любимой женщиной из-за такой мелочи, но она имела глупость ознакомить со своими законными требованиями людей намного более серьезных... ".
"... Олег был уверен, что это испуганное пухлое личико будет стоять у него перед глазами до конца его дней, но осенние дожди смыли это лицо вместе с летней пылью...".
"... Она специально не стала запирать дверь. Поплескалась, подождала – тишина. Она прошлепала по малахитовой плитке к двери и приоткрыла ее. Снова поплескалась. И снова никакой реакции. Ну и урод, где его только воспитывали!Она снова прошлепала к двери, просунула голову, покричала в холл:– Принеси, пожалуйста, полотенце!...".
"...А потом он снова удалился в ванную, снова поплескался и снова вышел во всеоружии. На этот раз он уже не торопился, и она по очереди кусала то верхнюю, то нижнюю губу, чтобы не вырвался слишком громкий стон, чтобы не услышали ангелы-хранители у райских врат. Но когда он проделал ту же процедуру в третий раз, она даже немножко встревожилась и вернулась в образ заботливой матери: послушай, остынь, тебе же не двадцать лет!...".