Настоящий джентльмен. Часть 1 - [15]

Уникальный смысл, необыкновенное ощущение.

— Senso unico! — читал я себе вслух с выражением и добавлял — dramatico!

Итальянские надписи сами просились на сцену, в кино, на оперные подмостки. В метро, около дверей вагонов, висела табличка «В случае опасности потяните ручку». Но это — лишь бледный перевод итальянского оригинала: «In caso di pericolo tirare la maniglia»!

Оперный вариант родился тут же, сам собой:

Партия тенора:

In caso di pericolo tirare la maniglia

In caso di pericolo tirare la maniglia

Maniglia, maniglia

Maniglia, maniglia

Настал день экзамена. Вначале все было как задумал. Сел в авто, положил портативную пишущую машинку на сиденье. Доехал до Рима, но попасть в указанный адрес никак не получалось. Не давало senso unico.

Нет, не уникальный смысл или необыкновенное ощущение. Senso unico означает «одностороннее движение». Улицы города поделены на маршруты, вдоль которых можно ехать только в одном направлении. Если заранее не рассчитать, где поворачивать, то так и будешь мчаться в потоке машин, лихорадочно соображая и обливаясь прохладным потом.

Senso unico завело меня чуть не на окраину Рима, откуда я кое-как выбрался, оставил машину далеко от института, и потом бежал километра два с четырехкилограммовым чемоданчиком в руке. На экзамен опоздал на 40 минут. Мне вручили два листка с английским текстом. Стандартное сообщение от корреспондента, то, что на Би-би-си называют «диспатч». Я расчехлил свою «Эрику» и двумя пальцами отстукал перевод.

Затем пригласили к микрофону — зачитать бюллетень новостей.

В заключение предложили написать какую-нибудь статью. Я только что был в «Паскуино» и смотрел фильм Романа Поланского «Чайна-таун», поэтому выступил в роли кинокритика и накатал рецензию.

После экзамена я был в легкой панике, поэтому забыл, куда поставил «жучка», но потом успокоился, нашел, завел, поехал. Свое авто, а на сиденье — пишущая машинка, друг интеллигента.

Для меня лучший месяц в Риме — это апрель. Весна, все трепещет от пробуждающейся зелени, буйно распускаются цветы, воздух полнится неясной надеждой. Я продолжал писать учебник, ездил по воскресеньям на «Американо» торговать оставшимися неликвидами, да еще стал подрабатывать уроками вождения, инструктировал братьев-эмигрантов на тихих улочках Остии по сходной цене — 1 милле лире в час. Вскоре пришла жара, а с ней и сиеста.

Сиеста, называемая в Италии также «рипозо» — послеобеденный отдых. Священный общественный институт, установленный еще в раннем Средневековье. Примерно с двух до пяти все закрыто. В летние месяцы это понятно и объяснимо — температура такая, что много не наработаешь. В переводе с латинского сиеста значит «шестой час» — надо полагать, шестой час после утреннего пробуждения. В Италии и Испании, а также на попавших под испанское влияние Филиппинах и в странах Южной Америки днем в сиесту спят. Это снимает напряжение, уменьшает нагрузку на сердце, из-за этого инфарктов меньше почти на 40 процентов.

Помню, как был пионером, и нашу советскую сиесту под названием «тихий час». После обеда все младшие отряды укладывали в постель. Строгие воспитатели ходили между кроватей, следя, чтобы никто не открыл глаз. Помню также, что за несколько лет таких «тихих часов» я так ни разу не заснул.

К нам в квартиру в Остии иногда захаживал знакомый ленинградец по прозвищу Одуван. «Одуван» — это одуванчик, только взрослый. Одуван был белобрысым и мечтательным молодым человеком, в голове его блуждали неотчетливые мысли. Он устроился в местный ресторан мыть посуду. Однажды в сиесту, когда ресторан был закрыт, а работники сели поесть, хозяин спросил Одувана — с каким соусом он хочет спагетти? «С молоком и сахаром!» — ответил Одуван, вспомнив, видимо, свое пионерское детство. Итальянцы были в отпаде, эта история долго потом ходила по Остии.

Пропавший штукатур

В среде эмигрантов все пытались как-то заработать, но, по моим наблюдениям, лучше всего чувствовал себя тот, кто умел что-то делать руками.

Соседа за стенкой звали Семен, Сема. По пятой графе в паспорте — еврей, по профессии штукатур. Крепкий мужчина лет пятидесяти. Жена, Галина Ивановна, русская, пионерка 30-х, комсомолка 40-х, женщина добрая, чувствительная, очень напуганная жизнью. Подозреваю, что за рубеж поехала только из-за мужа.

Галина Ивановна пришла к нам вечером вся в тревоге. Сема уехал с какими-то итальянцами в черных кожаных куртках и вот, не вернулся. Мы утешили ее как могли, сказали, что назавтра все будет хорошо.

Назавтра стало только хуже. Галина Ивановна весь вечер обильно плакала, утирая слезы скомканным платочком, причитая: «Где же ты, Семочка!» На третий пришла с утра. Мы устроили на кухне военный совет, составили план действий.

Я как человек на колесах, владеющий к тому же тремя сотнями итальянских слов, взял на себя полицию и больницы.

Итальянская полиция бывает двух видов, Polizia stradale — дорожная полиция, вроде ГИБДД, она ездит на небесно-голубых машинах и мотоциклах, в основном БМВ, и не вооружена. Пропавших людей она не ищет.

Другая полиция — карабинеры, жандармерия, ездит на мощных темно-синих «альфа-ромео», имеет на вооружении пистолеты Beretta 92, автоматы Beretta AR 70/90, ручные пулеметы FN Minimi. Конечно, в годы моей юности советские милиционеры тоже ходили с кобурой, но в ней обычно лежали бутерброды. А тут — такой арсенал.