Настоящий джентльмен. Часть 1 - [110]

Договорились на субботу, 17 июня 1989 года, 18.00, центральный вход в Буш-хаус, передача «Севаоборот».

Не знаю как просочилось, но по Русской службе это известие прокатилось вихрем. Был у нас коллега, который ругал всех подряд, ни о ком у него хорошего слова не находилось. В честь него назвали единицу человеколюбия — один лапидус. Он возмущался больше всех.

— Какой-то танкист, офицеришка, недоучка! Как он смеет!

И козырял цитатами из трудов академика Волкогонова.

На книгу Суворова и его концепцию ополчились все — и советские спецы, и британские академики, от нее исходила угроза научным авторитетам, благополучию, карьере. Вызывающая книжка, исторически-хулиганский поступок.

Я был внештатником, работал из дома. В субботу утром подкатил мотоциклист. Курьерская доставка, срочное письмо. Глава Русской и Украинской службы Дэвид Мортон в вежливом, но твердом тоне извещал меня, что эфир с Суворовым состояться не может и надо срочно искать замену.

В английском общении очень важен стиль, самопроекция, игра ума, уверенность, основанная на знании и опыте: Карина Арчибальдовна, безупречно изображая аристократку по телефону, вообще не знала никаких преград. Я немного набрался от нее и чувствовал себя слегка причастным к высшим сословиям. Мы обсудили положение, я сел и напечатал ответ красивым шрифтом на дорогой бумаге.

«Дорогой Дэвид, — писал я, — благодарю за Ваше письмо. Я пригласил на передачу автора книги «Ледокол» Виктора Суворова, поскольку он, оперируя общеизвестными фактами, приходит к новым и, с точки зрения многих, парадоксальным выводам. Я готов допустить, что его позиция вызовет несогласие некоторых оппонентов, но это, как мне кажется, не должно останавливать Русскую службу в подаче новой информации и расширении существующих исторических представлений в Советском Союзе. Разумеется, я готов отменить эфир с Виктором Суворовым, если Вы в письменном виде подтвердите официальную позицию Би-би-си в этом вопросе. Искренне Ваш, СН».

Письмо запечатали в конверт и отправили тем же курьером, который ждал на улице. Ответа от Дэвида Мортона я не получил. Суворов вышел в эфир, «Ледокол» начал свое славное плавание.

После передачи я проводил Виктора к центральному входу, где его ждал заказанный продюсером черный кэб. Он пожал мне на прощание руку, отпустил такси и исчез в ближайшем проходе. Кажется, на языке разведчиков это называется «пошел петлять».

«Ледокол» вышел в свет в Лондоне в следующем 1990 году, в Германии книга выдержала 11 переизданий, в России, по оценкам, книгу напечатали общим тиражом более 10 миллионов.

Я каждый раз поражался способности Виктора Суворова удерживать в памяти тысячи имен, дат, названий, дислокаций. Голова его работала как суперкомпьютер, выдавая данные за доли секунды. Несмотря на то, что книгу много и подробно критиковали, на открытый диспут его так никто и не вызвал. Быть может, не захотели. Быть может, побоялись.

Для новейшей российской истории Виктор Суворов — что Менделеев для русской водки. Суворов очистил историю от сивушных масел сталинщины, а главное — дал правильный градус для разведения. Это важно, потому что отечественная история в концентрированном виде сожжет внутренности любому.

Виктор Суворов был гостем «Севаоборота» рекордные 37 раз.

БГ

Частым гостем «Севаоборота» был и Борис Гребенщиков. Началось это после альбома «Красная волна», привлекшего внимание в Америке к русскому року. БГ был близок по своей эстетике к западной музыке, к тому же говорил по-английски. В 1987 году два продюсера, Марина Альби и Кенни Шеффер, энергично взялись за дело, пригласив его в США на записи.

Это плохо укладывалось в привычные рамки советского Министерства культуры. Кто этот Гребенщиков? Он консерваторию кончал? — Нет, он учился прикладной математике. Где работает? Ленконцерт, Москонцерт, Росконцерт? — Официально не работает, но прошел тарификацию, иногда выступает со своим ансамблем. Может быть, предложить американцам кого-нибудь другого? — Нет, другого они не хотят.

БГ требовалась характеристика от ленинградского горкома партии, рекомендация от Министерства культуры СССР и разрешение Госконцерта. Бумажная волокита заняла четыре месяца, разрешение на выезд из страны Гребенщиков получил за пять часов до вылета из Шереметьево.

18 декабря 1987 года Борис отбыл в Штаты. Подозреваю, что ему пришлось пойти на небольшой компромисс и дать в январе концерт в советском посольстве в Нью-Йорке. Три недели ушли на знакомство и предварительные переговоры с крупной фирмой CBS. Речь шла о долгосрочном контракте на 8 альбомов и довольно крупном авансе. Продюсером согласился стать Дэйв Стюарт из «Юритмикс».

Борис вернулся в Питер и в апреле поехал на записи, теперь уже надолго. Позже он так описывал эти события:

«После 11 альбомов «Аквариума» ехать в Нью-Йорк записывать 12-й альбом того же самого было бы довольно странно. Случайная встреча с Дэйвом Стюартом в Лос-Анджелесе определила музыкальное направление моего американского альбома, потому что «Юритмикс», по определенным причинам, занимали тогда в моем мире чрезвычайное место. Искра проскочила, работа началась. Весь следующий год был одним грандиозным приключением, и это было отнюдь не «приключение русского за границей». Все песни (кроме самой Radio Silence) были написаны исходя из ситуации и в ответ на нее. Происходящее бодро фиксировалось кинокамерами режиссера Майкла Аптеда, из чего получился фильм Long Way Home. Скучный, потому что все интересное беспощадно вырезалось скучными американскими цензорами. В паузах я приезжал в Россию, где все записанное внимательно отслушивалось «Аквариумом».