Настоящий английский детектив. Собрание лучших историй - [14]

Разумеется, этим во многом можно было объяснить его странное поведение, но, на мой взгляд, не полностью.

— Значит, вы полагаете, — продолжил я, — что Джон сдержал свою угрозу не возвращаться на ферму? Значит, по-вашему, он сейчас жив и где-то скрывается?

— Несомненно! — сказал Эмброуз.

— Несомненно! — повторила за ним Нейоми.

— Верите ли вы сообщению, будто его видели путешествующим по железной дороге в направлении Нью-Йорка?

— Да, твердо верю, сэр. И, скажу больше, уверен в том, что шел по его следу. Я нашел бы его, если б мне позволили остаться в Нью-Йорке.

Я взглянул на Нейоми.

— Я тоже в этом уверена, — сказала она. — Джон Джаго скрывается.

— Вы полагаете, он опасается Эмброуза и Сайласа?

Она помолчала.

— Он может их опасаться, — произнесла она, подчеркнув слово «может».

— Но вы не думаете, что это возможно?

Она снова помедлила с ответом. Я настаивал:

— Вы считаете, что его отсутствию есть другие объяснения?

Она опустила глаза и произнесла неохотно, почти угрюмо:

— Не знаю.

Я обратился к Эмброузу:

— Что еще вы имеете рассказать нам?

— Больше ничего, — сказал он. — Я выложил вам все, что знаю.

Я поднялся и отошел, чтобы переговорить с юристом, услугами которого пользовался. В свое время он помог нам получить пропуск в тюрьму и сейчас присутствовал при свидании. Сидя поодаль, он ни разу не вмешался в разговор, внимательно наблюдая за впечатлением, которое рассказ Эмброуза Мидоукрофта производит на тюремных служащих и на меня.

— На этом вы и строите защиту? — осведомился я шепотом.

— Да, именно так, мистер Лефрэнк. И что вы, между нами, об этом думаете?

— Если между нами, то я думаю, что мировой судья назначит судебный процесс.

— По обвинению в убийстве?

— Да.

Глава 8 Признание

То, что я сказал адвокату, вполне соответствовало сложившемуся у меня убеждению. На мой взгляд, рассказ Эмброуза выглядел как подделка, сфабрикованная — причем сфабрикованная неумело — для того, чтобы извратить очевидный смысл предъявленных обвинением косвенных улик. Вывод этот я сделал неохотно и, из сочувствия к Нейоми, с большим сожалением. С осторожностью переговорил с девушкой и сделал все, что мог, чтобы смутить ее неколебимую уверенность в счастливом исходе следующего слушания дела.

И вот наступил день, на который отложили заседание мирового суда.

Мы с Нейоми снова явились туда вместе. Мистер Мидоукрофт оказался не в состоянии покинуть свою спальню. Его сестра, однако, присутствовала. В город она пришла сама и место в зале заняла поодаль от нас.

На сей раз Сайлас появился на помосте для подсудимых более собранным и поведением напоминал брата. Обвинение вызвало новых свидетелей. Началась битва за медицинское заключение о принадлежности обугленных костей, и, в некотором смысле, тут мы одержали победу. Иначе говоря, экспертов заставили признать, что их мнения по этому вопросу сильно расходятся. Трое согласились, что не испытывают уверенности в своих выводах. Двое пошли еще дальше и заявили с определенностью, что кости принадлежали животному, а не человеку. Защитник попытался выжать из этого все, что мог, а затем выступил с речью, основанной на показаниях Эмброуза Мидоукрофта.

К сожалению, у нас не было свидетелей, чтобы эти показания подтвердить. То ли это обстоятельство обескуражило адвоката, то ли он сам втайне разделял мое мнение о заявлении своего клиента, сказать не могу, но, во всяком случае, говорил он невыразительно и хотя, без сомнения, сделал все, что можно, словам его недоставало искренности и убежденности. Когда, закончив, он занял свое место, Нейоми взглянула на меня с тревогой. То, как держал себя обвинитель, безошибочно указало ей на неуспех защиты, но она не поддавалась отчаянию и мужественно ждала решения мирового судьи. Я не ошибся в своем предвидении того, что продиктует ему долг. Когда он произнес ужасные слова, обязывающие Эмброуза и Сайласа предстать перед судом присяжных по обвинению в убийстве, Нейоми уронила голову мне на плечо.

Я вывел ее на воздух. Проходя мимо помоста для обвиняемых, я заметил, что бледный как смерть Эмброуз провожает нас взглядом: решение мирового судьи, по всей очевидности, подкосило его. Сайлас в малодушном ужасе опустился на стул тюремного надзирателя. Не издавая ни звука, он трясся, как загнанный зверь.

Мисс Мидоукрофт возвращалась на ферму вместе с нами и всю дорогу нерушимо хранила молчание. Ничто в ее поведении, на мой взгляд, не свидетельствовало о том, что эта скрытная и суровая дама хоть сколько-нибудь сочувствует узникам. Однако когда, по приходе домой, Нейоми удалилась в свою комнату, мы на несколько минут остались с мисс Мидоукрофт наедине, и тут, к моему изумлению, эта столь безжалостная женщина обнаружила, что и она, будучи дщерью Евы, способна чувствовать и страдать, как любой из нас, но в своей особенной, черствой манере. Внезапно она приблизилась и положила руку мне на рукав.

— Вы ведь юрист, не так ли? — спросила она.

— Да.

— И имеете какой-то опыт в своей профессии?

— Десять лет практики.

— Как вы думаете… — начала она было, но сразу остановилась; ее лицо смягчило свое выражение, глаза опустились долу. — Впрочем, неважно, — проговорила она смущенно. — Я так расстроена всем этим несчастьем, хотя, быть может, со стороны этого и не видно. Не обращайте внимания.