Настоящие деньги - [7]

— Ну и лепеха! — усмехнулся старик.

Валька присел и нетерпеливо, обжигая пальцы, распутал проволоку, после чего, взявшись за лямки для ремня, осторожно приподнял джинсы.

— Во! Ну как, дядь Борь?

Тот продолжал улыбаться.

— Прям как из этой… Ну? Сам понять должен…

— Так это они еще мокрые, дядь Борь, — Валька слегка потряс штаны. — Просушить как сле… — он осекся, заметив, что из заднего кармана «варенок» торчит краешек чего-то, явно забытого в джинсах перед погружением тех в ведро. Кусочек тонкого красного картона или, может быть, ткани…

Валька мгновенно побледнел.

— Не может быть… — прошептал он, доставая двумя пальцами из кармана то, что осталось от… — Комсомольский билет! — всхлипнул Валька, вытащив на свет хорошо прокипяченный вместе с джинсами в хлорке документ, от которого, по сути, осталась лишь одна красная обложка с трудом угадывающимся на ней профилем Ленина.

— Вот те и хаки… — с сочувствием вздохнул Кранц. — Как же ты так, паря?

— Не знаю… Я уж и забыл, когда в руках-то его держал, нам ведь штампики о взносах не каждый месяц, а в конце семестра стравят… — начал оправдываться Валька перед соседом, будто перед комсоргом технарской группы. — Вот беда-то, а!

— И что же теперь тебе будет за это?

— Да уж будет, — Валька, отпустив джинсы обратно в таз, безвольно присел на табурет.

— В мои времена за подобное люди жизни себя лишали! — припомнил Борис Аркадьевич.

Валька невесело улыбнулся:

— Это в ваши времена, дядь Борь. А теперь это всем по фигу. Перестройка ж! Но… все равно, некстати. Ох, как некстати, а! Мне ж в армию скоро, дядь Борь. Приписали в погранку. И куда ж теперь без комсомольского? В стройбат?

— А скоро в армию-то?

— Через месяц.

— И что, отсрочки тебе разве не положено? Ты ж учишься.

— Не, дядь Борь. Я ж после десятого в технарь поступил. А если среднее образование есть, то никаких отсрочек. Такой закон вот идиотский!

— Печально, юноша.

— Уж куда печальнее, — вздохнул Валька. — За месяц билет этот чертов могут и не восстановить. Да еще комсоргия наша краснозвездная залупиться может, какой-нибудь испытательный срок назначат… Эх, плакала моя погранка! — безнадежно махнул он рукой.

Кранц протянул руку к Вальке:

— Дай-ка взглянуть, — попросил он испорченный документ. А когда заполучил его, оглядев, констатировал: — М-да, восстановлению не подлежит. Если что еще можно использовать, так это обложку…

Валька грустно усмехнулся:

— А на кой она мне, обложка-то? В билете же что главное? Фотка да штампики о взносах.

— Ну, фотку, скажем, я тебе сделаю, — пообещал Кранц, напомнив: — Как-никак я все ж фотограф. Штампики тоже не проблема. А вот сам бланк…

— Да, а вот сам бланк… — машинально повторил Валька, с неожиданной и совсем вроде бы безосновательно возникшей надеждой глядя на старика.

И тот почти оправдал призрачные надежды безалаберного комсомольца. Задумчиво поиграв бровями, Кранц сказал:

— Если постараться, можно и бланк организовать. Единственное — с номером чуток повозиться придется…

— У вас… У вас, дядь Борь, есть связи… в горкоме ВЛКСМ? — с придыханием, все еще не веря своему счастью, наивно предположил Валька.

Старик усмехнулся:

— Я себе сам горком!

— Как это, дядь Борь? — не понял Валька.

— Шучу, — серьезно ответил Кранц, поспешив уточнить: — Конечно, Валюх, конечно у меня есть связи в твоем горкоме. Только…

— Только это что-то мне будет стоить? — догадался Валька.

Лицо Бориса Аркадьевича осветилось улыбкой.

— Какой ты смышленый, гляжу. Молодца!

— И сколько, дядь Борь?

— Чисто символическая плата, сынок. Скажем, три рубля.

— И всего-то? — не поверил Валька.

— Всего-то! — наигранно ворчливым голосом передразнил его старик. — Три рубля, по-твоему, что, не деньги?

— Ну… деньги, конечно, но…

— Понятненько, — сказал Кранц. — Тогда усложню тебе задачу. С тебя я возьму — за все про все — не обычный трояк, отпечатанный на «Гознаке», а нарисованный. Картинку, так сказать.

— Это как, подделать, что ли, его вы мне предлагаете? — недоверчиво уточнил Валька.

— Боже упаси! — замахал руками старик. — Просто нарисовать, — пояснил он. — Вроде обычного натюрморта, как, к примеру, рисуют яблоки или цветы. Карандашами, красками — чем тебе угодно будет. На обычном альбомном листе. Только в масштабе один к одному.

— И зачем? — хмыкнул Валька.

— Повешу в своем фотоателье, — серьезно ответил ему Кранц. — Вставлю в рамочку, пущай висит. Как намек клиентам, дабы не жадничали — бумажные купюры из кошельков доставали, а медяки свои при себе оставляли.

— Хитро, — отметил Валька, несмело улыбнувшись. — Только, дядь Борь, я ведь совершенно не умеют рисовать, — поставил он в известность старика.

Тот отмахнулся:

— Как получится. Ты мне — картину, я тебе — комсомольский билет. Завтра после полудня зайдешь ко мне в ателье на Ревпроспекте, запечатлим твою мордашку. Ну, а уже вечером в эту вот корочку, — Борис Аркадьевич потряс останками комсомольского билета, — будет вклеен новенький бланк с тем же номером и твоей карточкой.

— А почему именно в эту корочку? — не понял Валька. — Она ведь тоже вареная!

Старик усмехнулся:

— Но ведь ты ж сам давеча говорил, что в комсомольском билете главное — это фотография да штампики «Оплачено», — напомнил он. — Говорил?