Настоящие деньги - [9]

Парень сел на стул, поставил на колени спортивную сумку, и стал рассматривать стенд с фотографиями красивых женских лиц, которые, очевидно, некогда были запечатлены товарищем Кранцем. Если судить по снимкам, дядя Боря был мастером своего дела. Фотохудожником!

Вскоре клиент ушел. Поднявшись со стула, Валька приблизился к шторкам и тихо позвал:

— Дядь Борь?

Ответом ему были тишина. Он немного отодвинул одну из шторок и позвал громче, с недоумением оглядывая пустое помещение:

— Борис Аркадьевич?

Того нигде не было видно. Что за чудеса? Не испарился же он! Однако тут же неведомо откуда послышался его слегка приглушенный голос:

— Сей момент, сей момент!

Валька невольно посмотрел на потолок, скользнул взглядом по углам зала — хозяина голоса нигде не наблюдалось. Но тут его внимание привлекло колыхнувшееся черное полотно, закрепленное на одной из стен. А вслед за этим из-за него показалась взъерошенная голова Кранца, как-то странно щурившегося глаза.

— А, Валюшка! — узнал старик соседа. — Как вовремя ты пришел. Только вот собрался пленку для проявки доставать, — показал он глазами на закрепленный на треноге «Зенит». — Да так жалко — она ведь не до конца еще добита у меня. Несколько кадров осталось. Ну-ка, садись вон на стульчик, я тебя и щелкну.

— А трешка-то, дядь Борь? — спросил Валька, похлопав рукой по висевшей на плече сумке.

— Какая еще трешка? — не сразу сообразил старик.

— Как какая? Рисунок, который вы меня вчера попросили нарисовать. Три рубля.

— А, — улыбнулся Кранц, — три рубля! Как же, как же. Ну, засвети-ка, что у тебя там получилось?

Валентин достал из сумки альбомный лист, на котором зеленела нарисованная трехрублевая купюра.

— Целый альбом у меня ушел на то, чтобы изобразить ее, — посетовал Валька, протягивая рисунок фотографу.

Тот взял его из рук юноши, внимательно рассмотрел.

— Гляжу, ты выбрал оборотную сторону. Пошел по легкому пути… И что? Говоришь, была какая-то трудность?

— Да так, — вздохнул Валька. — Трешка мне никак не давалась. Цифра. Линии плавные, а у меня будто рука не выворачивается, чтобы так кистью мазнуть. И размеры трудно было выдержать. То верхняя часть заметно маленькая, то нижняя меньше верхней выходит. Какая-то прям заколдованная цифра, дядь Борь.

Старик улыбнулся.

— Но ведь получилось?

— Ну, — скромно улыбаясь, пожал плечами Валька, — получилось вот.

— Молодца! — похвалил его Кранц, небрежно бросая рисунок на небольшой столик возле треноги. — А теперь, давай, садись…

Валька послушно примостился на краешке стула на фоне белого экрана. Что-то щелкнуло. В лицо тут же ударил яркий свет софитов. Но, как ни странно, глаза он не слепил. Очевидно, углы освещения были заранее выверены так, чтобы клиенты не щурились, глядя в объектив фотоаппарата.

— Внимание, — предупредил фотограф, — замер. Снято! — возвестил он, поднимая на миг голову от фотоаппарата. — Теперь еще разочек.

— Зачем? — удивился Валька.

— Так принято, — просветил его Кранц. — Каждый кадр у нас всегда дублируется. Вдруг ты, к примеру, моргнул? — он вновь склонился над фотоаппаратом, но в этот момент послышался звук дверного колокольчика, заставивший Бориса Аркадьевича отвлечься от съемки.

— Кого это еще там принесло? — пробормотал он.

И, словно в ответ на его вопрос, кто-то громким развязным голосом крикнул из холла:

— Эй! Есть кто живой?

Вслед за этим зеленые шторы дрогнули и на пороге зала возникла габаритная фигура широкоплечего парня в синем спортивном костюме и кожаной куртке, наброшенной поверх олимпийки. Челюсти незнакомца активно трудились над жевательной резинкой, выделяя на его лице крепкие боксерские скулы. Нос у него тоже был такой… спортивный: словно приплюснутый от пропущенного кулака. Парень был старше Вальки лет на пять.

— Я — Пахом, — представился «спортсмен». — От Чеботаря. Ты фотограф? — обратился он к Кранцу, протягивая тому небольшой газетный сверток. — Велено передать это. А еще на словах кой-чего… — парень многозначительно покосился на Вальку, давая понять, что для чужих ушей это «кой-чего» не предназначено.

— Сей момент, Пахом, — немного насмешливо ответил ему Кранц. — Ступай пока в «темную», вон туда, — показал он глазами на занавешенный черной тканью вход в фотолабораторию. — Сейчас я клиента отпущу, тогда и поговорим.

Пахом пожал плечами и, ставя ноги, выбрасывая в стороны колени, будто он крутит педали несоразмерного его габаритной фигуре маленького детского велосипеда с педальками на переднем колесе, направился туда, куда ему было сказано. Когда его фигура скрылась за черной ширмой, Кранц подмигнул сидевшему с открытым ртом Вальке:

— Ну-с, вьюноша, продолжим?

Валентину едва удалось прогнать со своего лица удивленное выражение. «Надо же, какие личности захаживают к маленькому фотографу! Не иначе из рэкетиров! — подумал он. — И чего у этих “быков” может быть общего со стариком?»

А старик тем временем спросил его, склоняясь над фотоаппаратом:

— Ну, готов?

Валька быстро причесал пятерней свой шикарный, чуть рыжеватый чуб.

— Готов, дядь Борь.

Затвор фотоаппарат щелкнул пару раз.

— Ну, вот и все, — сказал Кранц. — Можешь идти. А я сейчас с этим мальчиком, вон, разберусь, — показал он глазами на черную ширму, за которой скрылся «рэкетир», — пленочку проявлю, карточку твою напечатаю, да это… пойду потом в твой горком, — старик усмехнулся и добавил: — Трешку твою отрабатывать.