Настоящее продолженное - [4]
А нам хоть бы что!
"В Париже, бывало, соберемся и давай горланить русские песни. Французы нос воротят. Полицию вызывают. А нам хоть бы что!" - рассказывала генеральша, жена бывшего советского военного атташе во Франции.
Володь, а Володь
К Высоцкому стучался жилец с пятого этажа:
"Володь, а Володь! Слышь. Ребята собрались. День рождения, понимаешь. Выпили. Ждут. Спой нам "Охоту на волков".
Ходок получал от барда по физиономии и возвращался к "ребятам".
Красивая Марина Влади
Позвякивая пустыми бутылками в плетеной корзине, спешила в приемный пункт стеклотары красивая Марина Влади.
Горячая кровь
"Караул!"
По дому металась обезумевшая от страха жена советского шпиона.
Ревнивец-муж, в жилах которого пульсировала горячая испанская кровь, бегал за ней с ножом, чтобы профессионально убить.
Например
В лифт входил отлично отдохнувший на Лазурном Берегу "сын Кукрыниксов".
С картинами под мышкой.
На обратной стороне картин можно было прочитать названия.
Например: "Трудовая Франция говорит "Нет!".
Никита Михалков
"Опять навонял", - недовольно морщила нос консьержка Варвара Ивановна, когда Никита Михалков, надушенный дорогими нерусскими духами, пересекал вестибюль.
Как Илья Пророк
Высоцкий был популярен.
Подъезд осаждали безумицы, прибывающие из различных уголков необъятной нашей родины.
Строгие Варвара Ивановна и тетя Надя в дом их не пускали.
Девушки караулили часами на улице.
Когда народный любимец умер, толпа собиралась вокруг дома в дни годовщин его рождения и смерти.
Люди пели под гитару песни своего кумира.
Возле входной двери устраивали что-то вроде божницы.
Водружали портрет Высоцкого. Клали цветы. Зажигали свечи.
Ставили полный стакан водки под портретом. Чокались, выпивали и разговаривали со стаканом.
Они верили, что кумир, как Илья Пророк во время Седера, прилетит и выпьет водку с ними.
Делали замеры в стакане.
Спорили.
Отпил! Не отпил!
Черт-те кто
Врач-уролог приходил к художникам домой и возвращал двадцать пять рублей, заплаченные накануне за прием.
"Я людей искусства лечу бескорыстно. Если бы брал такие деньги, давно бы на "Мерседесе" разъезжал. Другое дело, если бы вы мне картину подарили", говорил он, с интересом рассматривая стены.
Любитель живописи явно пекся о контингенте проживающих в доме.
Однажды мы столкнулись нос к носу в лифте.
Он посмотрел на меня неприязненно и с негодованием воскликнул:
"Черт-те кто в доме живет!".
Портновской рукой
Заветная тетрадка
Старенький дедушка, Яков Маркович Брук, был в свое время лучшим портным пошивочного ателье Центрального Комитета Коммунистической партии.
Благодарная партия выделила дедушке хорошую трехкомнатную квартиру в добротном престижном доме на Смоленской площади, где он проживал со своей семьей.
На крыше дома сиял лозунг: "СССР - наша Родина!".
Яков Маркович бережно хранил толстую, заветную тетрадку.
В тетрадке были старательно нарисованы портновской рукой женские фигуры без голов.
Проставлены мелким почерком размеры шеи, плечей, груди, талии, бедер и т.д.
Напротив каждой фигуры хозяин тетради тщательно вывел: Аллилуева, Поскребышева, Хрущева, Маленкова, Громыко, Щелокова, Андропова, Косыгина, Брежнева...
А мы не скажем
Семья решила эмигрировать.
Сережа - муж внучки Оли - бывало спрашивал:
"Яков Маркович! Поедем в Израиль?".
"Я не против".
"А меня не пустят! - кричал в шутку Сережа глуховатому дедушке, бия себя в грудь. - Я русский!"
"А мы не скажем, что ты русский", - успокаивал его старичок.
Погоду опять не передали!
У Якова Марковича была правнучка Лиза.
Когда старичку хотелось поесть, он осторожно спрашивал:
"Лизоньке не пора обедать?".
Вечером все собирались послушать последние известия по вражескому "Голосу".
В конце передачи Яков Маркович сокрушался:
"Погоду опять не передали!".
Дух не подвел!
Чисто одетые узбеки
В 1965 году я познакомился с Клаудио, симпатичным итальянским коммунистом.
Парень блестяще говорил по-русски. Оказался смышленым и живым собеседником.
Наши политические убеждения были разными. Тем не менее, мы стали друзьями.
Клаудио представил мне своего приятеля Франко.
Я пригласил новых знакомых домой.
Мой отец на службе имел так называемый допуск. Контакты с иностранцами были нежелательны.
Чтобы не пугать родителей, я надел на иностранцев тюбетейки и выдал за узбеков.
Чисто одетые немногословные "узбеки" очень понравились моей маме.
Блюдце ожило
Учились итальянцы в учреждении без названия.
На здании не было никаких опознавательных знаков.
По всей видимости, студентов инструктировали, как брать власть у себя на родине, в капиталистической Италии.
В тот вечер мы собрались в гостях у общей знакомой.
Заговорили о политике. Приятели поспорили.
Франко предложил вызвать духа Троцкого, чтобы тот рассудил, кто прав.
Сели за стол. Нарисовали спиритическую таблицу. Отметили на нагретом блюдце стрелку. Сомкнули цепочку из пальцев.
И стали ждать.
Через несколько долгих мгновений в комнате что-то стукнуло, скрипнуло, пошевелилось. И блюдце ожило.
Напуганная хозяйка квартиры, прижав к груди икону, бросилась прочь из комнаты.
УВС
Сначала с итальянцами долго и подробно беседовал дух Троцкого. Затем, по очереди, духи: Ленина, Сталина, Бухарина, Каменева, Зиновьева, Рыкова, Кирова, Тухачевского, Якира...
«В этой книге Брускин предлагает совершенно неожиданный, чрезвычайно заманчивый способ прочтения визуального произведения искусства как художественного сообщения, радикально отличающийся от всех известных мне опытов подобного рода (например, памятных текстов А. Бенуа или А. Эфроса). У Брускина это не развернутое нарративное высказывание, а яркие интуитивные озарения, базирующиеся тем не менее на годах „ума холодных наблюдений и сердца горестных замет“» (Соломон Волков). Автор пишет как о творчестве художников-современников (В.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этой книге собраны воспоминания и размышления взрослых людей, помнящих о своей детской травме – временном отлучении от семьи по очень уважительным причинам: детский сад, больница (санаторий) в любое время года или пионерлагерь (чужая дача) летом. Любой не родительский дом для ребенка – это и есть дом казенный, опыт пребывания в котором западает в душу на всю жизнь. Авторы сборника сыграли в увлекательную игру – попытались преобразовать боль, страх, стыд в текст. Получилась единая история о насилии и разных способах преодоления его последствий, об осмыслении прожитого, о становлении личности, об обретении свободы.
Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».
Книга посвящена французскому лётчику и писателю Антуану де Сент-Экзюпери. Написана после посещения его любимой усадьбы под Лионом.Травля писателя при жизни, его таинственное исчезновение, необъективность книги воспоминаний его жены Консуэло, пошлые измышления в интернете о связях писателя с женщинами. Всё это заставило меня писать о Сент-Экзюпери, опираясь на документы и воспоминания людей об этом необыкновенном человеке.
«Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких».
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
«Долгое эдвардианское лето» – так называли безмятежное время, которое пришло со смертью королевы Виктории и закончилось Первой мировой войной. Для юной Делии, приехавшей из провинции в австралийскую столицу, новая жизнь кажется счастливым сном. Однако большой город коварен: его населяют не только честные трудяги и праздные богачи, но и богемная молодежь, презирающая эдвардианскую добропорядочность. В таком обществе трудно сохранить себя – но всегда ли мы знаем, кем являемся на самом деле?
Этот роман покрывает весь ХХ век. Тут и приключения типичного «совецкого» мальчишки, и секс, и дружба, и любовь, и война: «та» война никуда, оказывается, не ушла, не забылась, не перестала менять нас сегодняшних. Брутальные воспоминания главного героя то и дело сменяются беспощадной рефлексией его «яйцеголового» альтер эго. Встречи с очень разными людьми — эсэсовцем на покое, сотрудником харьковской чрезвычайки, родной сестрой (и прототипом Лолиты?..) Владимира Набокова… История одного, нет, двух, нет, даже трех преступлений.