Настоящая радуга - [58]

Сначала заключенные думали, что их освободят завтра. Потом — послезавтра. Капитан с Александром требовали, чтобы в тюрьму прислали адвоката, писали жалобы. Начальник тюрьмы безотказно поставлял бумагу и чернила и переправлял жалобы в Секретариат — мрачное красное здание недалеко от порта. В Секретариате жалобы принимали и ничего не отвечали начальнику тюрьмы. Да и что можно было ответить? Чиновники Секретариата сами слали запросы в Индию, но ответа тоже не получали: очевидно, в Калькутте не могли придумать, что делать с русскими дальше.

Прошла неделя, другая. Чтобы товарищи не падали духом, Александр, Людмила и помощник капитана устроили для матросов школу, в которой преподавали английский язык, математику, литературу. В школу ходили почти все. Вечерами пели песни — певицей номер один была Людмила. Она боялась сначала, что забыла за четыре года все на свете. Оказалось — нет. Начальник тюрьмы, называвший Александра господином профессором, приносил ему газеты. В газетах говорилось, что дни большевиков сочтены, что Россия погибла. Верить в это не хотелось.

Чтобы не скучать, неутомимый Мерварт пошел к начальнику тюрьмы, попросил у него картона, спирта, ваты и булавок. Начальник страшно удивился, сообщил, что дать этого не может: не положено заключенным иметь в тюрьме такие предметы.

— Мы не считаем себя заключенными, — с изысканной вежливостью ответил Мерварт. — Мы почитаем себя вашими гостями. А вас — хозяином гостиницы.

Начальник тюрьмы натянуто рассмеялся. Вечером того же дня требуемые предметы были принесены в камеру.

К фонарям у входа в камеры слетались ночью насекомые — массы насекомых самого экзотического, устрашающего вида. Они облаками окутывали фонари, так что казалось, что фонари спрятаны в громадных марлевых чехлах. Мерварт давно собирался заняться энтомологией, но в Индии были более важные дела, а вот сейчас выдались свободные дни. Нашлись добровольцы-помощники. Механик ведал коллекцией ночных бабочек, сам Мерварт занимался жуками. Начальник приходил в камеру, смотрел на ширящиеся коллекции, качал головой и приказывал принести заключенным фруктов. Он пребывал в состоянии постоянной растерянности.

Прошел месяц. Людмила, которая могла очаровать кого угодно, проделала это с женой начальника тюрьмы.

— Дай мне десять фунтов, — оказала она мужу.

— Зачем тебе здесь деньги?

— Этнографией буду заниматься, — улыбнулась Людмила. — Зачем же нас командировала Академия паук?

Мерварт не стал спорить. Отправился в тюремную контору и взял из принадлежащей ему суммы десять фунтов.

Теперь жена начальника тюрьмы также была подключена к бурной деятельности, разгоревшейся в тюрьме. С утра она отправлялась на базар или к пагоде и покупала там для Людмилы кустарные изделия, посуду, марионеток… Правда, иногда Людмила кляла ее на чем свет стоит (про себя, конечно): госпожа начальница никак не могла взять в толк, что Людмиле нужны настоящие народные изделия, а не подделка под английски и ширпотреб. Но все-таки вскоре камера стала напоминать обычную комнату, такую же, как и те, в который Людмиле приходилось останавливаться за четыре года, — этнографические коллекции начали выселят: вытеснять Людмилу.

Когда минул второй месяц, школа распалась. Люди начали терять надежду на освобождение. В тюрьме было жарко, пыльно, грязно, и начальник тюрьмы уже снизил уровень доброжелательности. Калькутта настойчиво отказывалась решить вопрос о пленниках, большевики все никак не отказывались от власти в России, и похоже было, что команда «Евгении» останется здесь надолго.

И вдруг на шестьдесят седьмой день плена начальник прибежал к арестованным.

— Вы свободны, господа, — сказал он торжественно. — Вас приказано отправить домой.

— А «Евгения»?

— «Евгения» конфискована, как вражеское судно ведь Россия вышла из Антанты и заключила мир с Германией. Но не огорчайтесь. Вас отвезут во Владивосток бесплатно.

За два дня, оставшиеся до отхода парохода, державшего путь в Японию, Мерварты не только успели уложить новые коллекции (как хорошо, что не взяли с собой ящики из Калькутты — неизвестно, что стало бы с ними за два с лишним месяца), но и совершили экскурсии по Рангуну, побывали у ремесленников, на базарах, в монастырях, много фотографировали и полностью игнорировали шпиков, которые неотступно сопровождали членов команды «Евгении».

— Сюда мы просто обязаны вернуться, — сказали Людмила, когда они уже стояли на палубе парохода и золотая пагода Сириама начала отплывать назад, скрываясь в жаркой полуденной мгле.

— Может быть, и вернемся. Только не в качестве пленников, — ответил Александр.

7

Но на этом путешествие не кончилось. Мервартам предстояло еще не один год провести вдали от дома.

Во Владивосток им удалось попасть лишь в конце лета 1918 года, после долгих остановок в Сингапуре, Пенанге, Гонконге, Шанхае, пересадок на попутные пароходы, новых задержек, переговоров с местными властями и угроз.

Они попали во Владивосток раньше, чем Ерошенко, но второй половине 1918 года. Дальний Восток уже был отрезан от остальной России фронтом гражданской войны. Прорваться через фронт, имея на руках часть коллекции, было совершенно невозможно. Тогда Мерварты, энергии которых можно только позавидовать, дали телеграмму в Калькутту, прося выслать коллекции. Они решили поработать во Владивостоке, причем поработать с полной отдачей. В городе, спасаясь от гражданской войны, собралось довольно много бывших преподавателей сибирских университетов и институтов, студентов, оторванных от учебы. У Мервартов оставались еще деньги. Несмотря на свою молодость, они смогли организовать инициативную группу, добиться сочувствия и помощи со стороны правительства Дальневосточной республики и создали историко-филологический факультет.