Настоящая радуга - [30]

— Дакойты созданы англичанами, — отвечал он, не уточняя, кто же они такие. — Их нераспорядительностью, отсутствием всякой определенности в политике относительно Бирмы… Распустили войско и наполовину обезоружили его. У этого сброда нет никаких средств к жизни; разбойники по природе, они взялись за грабеж, как за самое легкое ремесло.

— Ну, а остальные бирманцы, как они относятся к дакойтам? — спрашивал гость.

— Бирманцы сами в грабежах не принимают участия, но не знают, что с ними будет, и потому боятся перейти на сторону англичан.

— А монахи?

— Монахи — вопрос особый. Они не патриоты, нет, но темные личности, напялившие желтые тоги. Вообще надо вести себя жестче.

Старый миссионер, знавший всех и вся при бирманском дворе, относился к крупнейшим авторитетам. Но если Форхаммер был главным в науке, то Маркса считали авторитетом в религии.

Минаев слушал его, слушал и заключил: «Маркс и наивго уверен, что он, подкапываясь под буддизм, готовит почву христианству».

За благообразной седой бородой скрывался шпион во славу божию.

— Я не миссионер, — сказал он на прощание Минцеву. — Моя работа подземная.

Прошло всего три дня в Рангуне. На третий день Минаев побывал в буддийском монастыре, в монастырской школе. Разговаривал с бирманцами. Вечером в гостинице открыл настежь окна, чтобы свежий вечерний январский воздух развеял сон: ведь он с пяти утра на ногах и все по этой жаре, а уже темно, скоро полночь, но надо заполнить несколько страниц дневника.

Прежде всего надо написать о дакойтах. Уже не со слов миссионеров и чиновников, а то, что сам думаешь о них, то, что тебе рассказали бирманцы. Никто до Минаева не разговаривал с самими бирманцами. Их мнение либо не интересовало приезжих, либо просто не было общего языка. На каком языке прикажете говорить с буддийским монахом? Минаев говорил на пали — священном языке буддизма.

«Туземцы о дакойтах думают иначе, — записывает Минаев. — По их мнению, во главе движения стоят претенденты на престол… Среди дакойтов не все разбойники, есть и патриоты. Далеко не все желают присоединения к Британской империи. Люди верующие не желают присоединения, потому что думают, что буддизму пришел конец. И они, конечно, правы. Туземцы в Северной Бирме вовсе не завидуют положению индийцев. А с присоединением им грозит та же участь».

Записано главное, теперь можно приниматься за описание школы, монастыря, отпускать довольно едкие реплики в адрес миссионеров — каждая встреча все более открывала этих в общем недалеких и зачастую злых людей проницательному русскому профессору. И он вспоминает о том, как Маркс заставлял бирманских учеников в своей миссионерской школе распевать молитву о даровании победы британскому оружию. Да, это и есть подземная работа миссионера.

«Буддизм здесь в агонии, — писал Минаев. — Он борется сильно, но теряет под собой почву. С христианством он мог бы еще мирно ужиться, но его добьет западная культура и неверие». Сегодня мы знаем, что буддизм в Бирме выжил, выдержал наступление христианства. Но тогда, в только что рухнувшей Бирме среди бравых офицеров и говорливых миссионеров, Минаев ощущал реальную угрозу бирманской самобытности, бирманской культуре…

Нет, придется тушить свет, завтра вставать с рассветом.

3

Минаев привык к неспешным индийским поездам. Точно таким же, как и тот, что на пятый день пребывания в Бирме повез его под вечер на север, в Пром — древний бирманский город, некогда столицу, уже более тридцати лет находившийся под властью англичан.

Профессора никто не провожал. Носильщик отнес его чемодан в купе первого класса. Носильщик был индийцем; индийцами были и чиновники на железной дороге, машинисты, кондукторы и даже полицейский. Железная дорога принадлежала к тому миру, что вторгся в Бирму вместе с англичанами: своей железной дороги бирманцы построить так и не успели. И то, что англичане рассматривали покоренную Бирму как провинцию Британской Индии, накладывало отпечаток на социальный состав колонии: индийцы в новой иерархии занимали место не только рядом с бирманцами, но зачастую и выше их. Уровень жизни в Индии был в основном ниже, чем в Бирме, поэтому из Индии приезжали как те, кто хотел и мог, пользуясь налаженными связями с англичанами, поживиться за счет бирманцев, — купцы, помещики, ростовщики, так и те, кто надеялся избавиться от постоянного голода и даже скопить немного денег для семьи, оставшейся дома, — кули, рабочие, батраки. Индийское население в Нижней Бирме непрерывно росло, и по мере того как индийцев становилось больше, росла и рознь между ними и бирманцами, которые часто связывали индийцев, даже самых бедных и бесправных, с английскими господами.

Поезд медленно тащился вдоль ровных рисовых полей. В этих местах уже мало осталось нераспаханных земель: Бирма быстро превращалась в рисовую житницу Британской империи и земли Нижней Бирмы оказались для этого самыми удобными. Солнце быстро скатывалось к горизонту — всегда сопровождающей путешественника по Бирме линии голубых и лиловых лесистых холмов. Там, как уверяли Минаева, скрывались таинственные повстанцы-дакойты — то ли бандиты, то ли патриоты. Минаев все больше склонялся ко второму мнению. Никто из англичан не мог объяснить ему, почему дакойты стали так активны не только в недавно покоренной Верхней Бирме, но и здесь, на юге, где уже тридцать лет как установлен английский мир и английский порядок.