Настоящая принцесса и Снежная Осень - [9]

Гадюки на парте не было — перед Спицыной лежала толстая тетрадка, а во всю обложку целовалась парочка из какого-то модного кино. У Спицыной все тетрадки были с парочками.

— К твоему сведению, Спицына, существуют специальные тетрадки по различным дисциплинам, — провозгласила биологиня, тряхнув модной пегой стрижкой. — И на тетрадке по биологии должна быть биология, а не… не этика семейной жизни! Передай это своим родителям! — Биологиня двумя брезгливыми пальцами приподняла злосчастную обложку и вдруг — хвать! — оторвала, скомкала и швырнула в мусорную корзину. — Пусть подумают, кого они воспитывают такими тетрадками!

Спицына жалобно захныкала.

Предчувствие Лизу не обмануло — выставив рыдающую Спицыну за дверь, Евглена включила видик и поставила какой-то фильм про муравьев и пчёл, которые оказались общественными насекомыми и всё время что-то добывали и строили как заведённые. Сначала было ничего, интересно, хотя Лиза в полутьме всё время клевала носом — несмотря на страх, спать хотелось с самого утра. Но потом фильм всё-таки съехал на крыс! Ведущий вдруг ни с того ни с сего стал рассказывать, какие они умные, любознательные и выносливые — никакого сравнения с людьми. Лиза немедленно проснулась и утешения в этом не нашла ну ни малейшего. Потом видик вообще распоясался и принялся подробно показывать крысиную жизнь — под аккомпанемент весёлых рассказов про средневековую чуму в Европе и про то, что крысы запросто прогрызают стальной лист в палец толщиной и наверняка выживут после ядерной войны.

— Щас меня стошнит, — отчетливо прошептала Лялька Лизе на ухо.

На экране бегало и попискивало, мелькали серые морды и голые хвосты.

— Существует также любопытное явление, называемое «крысиным королём», — задушевно повествовал ведущий. — Когда крысы собираются всемером…

Лиза зажмурилась и постаралась не слушать. Зато она сразу услышала, как нервно ёрзает Лёвушка, — стул так и скрипит. Потом Лиза различила шуршание карандаша по бумаге — Лёвушка в темноте на ощупь строчил записку. Значит, что-то его осенило. Это хорошо.

Тут крысиные истории как раз кончились — стало ясно, что людям такой конкуренции не выдержать, и можно даже не стараться. Евглена Зелёная включила свет, и тут Костя Конрад как раз умудрился уронить послание. Видно, тоже сам не свой. Ещё и нагнулся за бумажкой, чучело!

— Что это у тебя там, Конрад? — тоном сыщика из детектива произнесла Евглена. — Ах, за-пи-соч-ка? А кто мне потом контрольную по пчёлам на кол напишет? — Она повертела листочек. — Ах, это у нас Аствацатуров такой общительный! Узнаю твой почерк — сплошные иероглифы… С Кудрявцевой объясняешься? Нет, я понимаю, любви все возрасты покорны… Но на уроке!

Одноклассничкам, конечно, после того, что было на литературе, много не надо — тут же захихикали на все лады. Лёвушка окаменел — как он умудрился не покраснеть, Лизе осталось неясным, но уши были белые. От ярости. Евглена развернула записку, уткнулась в неё острым носом, пробежала, но оглашать не стала — и на том спасибо.

В общем, день был ужасный. После биологии Лёвушка, махнув рукой на всё, забрал у Лизы рюкзак и понёс в вестибюль. Ну её, конспирацию, к зелёной бабушке, когда такое творится.

В вестибюле было холодно, как зимой. Лёвушка оглядел Лизину лёгкую курточку, хмыкнул и полез в рюкзак.

— Жизнь тебя ничему не учит, — констатировал он, извлекая пёстрый, как кукушкино яйцо, свитер. — На. Завтра вернёшь.

Перекрывая гвалт, хлопнула парадная дверь. Высунувшись из ворота, Лиза увидела, как через вестибюль несется на всех парах Игорь Сергеевич. Вернулся, значит. Завидев Лизу, он затормозил, и его занесло на мраморном полу.

— Кудрявцева, поздравляю, — сообщил, запыхавшись, директор, — Ты у нас в первой пятёрке… По секрету могу сказать, что маэстро, должно быть, остановится именно на твоей кандидатуре…

Ничего себе по секрету! Директор громыхал на все четыре этажа, а эхо за ним повторяло: «кандидатуре… туре… уре…»! Лизе показалось, что весь город его слышит.

— Молодец, Кудрявцева! — Директор похлопал Лизу по плечу. — Ну, в общем, телефон твой у меня есть, жди, тебе позвонят… Будь, пожалуйста, дома вечером, готовься представлять лицо школы!!!

Лиза застыла. Все обернулись и посмотрели на неё. Танечку и Олечку чуть в узел не связало от зависти. Нина-Резина, старательно надувавшая устрашающий пузырь жвачки, замерла и забыла про свою резинку. Лялькины глазищи заволокло слезами, и Лизе тоже сразу захотелось плакать. У Лёвушки с лицом, наверное, тоже произошло что-то несусветное, потому что пробегавший мимо Горшков притормозил и вякнул:

— А тебя, Аствацатуров, не возьмут! Я уже всё выяснил! — Горшкова прямо распирало от новостей, он облизывался от удовольствия. — Потому что туда только русских берут! А ты не русский, и Конрад тоже не русский, вот и обломитесь!

— Ого, — поразился Лёвушка и мигом вышел из транса. — Горшков, надо бы намекнуть кому следует, чтобы взяли тебя, дружок, — ты ведь у нас такой чистокровный и породистый, как бультерьер… — И Лёвушка так глянул на Горшкова поверх очков, что чистокровный Гарик счёл за лучшее испариться.