Автор приносит особую благодарность:
Е. А. Бродоцкому — за смычки и струны;
Барышням Гофман-Мюнхгаузен — за своевременное потрясение;
Диане Уинн Джонс — за маяки, светочи и ориентиры;
А. Ю. Волъкович — за петербургские, музейные и прочие тайны;
И. А. Богдановичу, Хранителю города А. — за бдительность на боевом посту;
О. А. Миклухо-Маклай — за неизменную доброжелательность;
Кристоферу Чанту — за то, что осенял и вдохновлял;
А. И. Полищук — за прояснение облачности;
Филипу Глассу — за прозорливость.
в котором троллейбус спит на ходу
Ранний прохожий, спешивший по одной из набережных Петроградской стороны, свернул на Тучков мост, завидел впереди троллейбусную остановку и замедлил шаг. Некоторое время он, ежась, топтался на остановке в полном одиночестве. Ни троллейбусов, ни маршруток, ничего не было видно, да и сам туман, вместо того чтобы поредеть, густел прямо на глазах, заволакивая скучное небо и круглую белесую утреннюю луну. Вот уже и противоположного берега Малой Невы не стало видно. А ещё обещали тёплый сентябрь, вздохнул прохожий. Он безнадёжно вгляделся в молочный влажный туман и снова вздохнул.
И тут прямо из тумана на него выбежала запыхавшаяся, разрумянившаяся рыжая девочка в джинсах и курточке. Ничего странного в этой девочке не было, только вот выскочила она так неожиданно, будто только что перешла реку вброд или перепрыгнула через гранитный парапет.
— Осторожнее, — буркнул прохожий.
— Ой, извините, — девочка покраснела ещё больше. И понеслась дальше. Растрёпанный рыжий хвостик летел у неё за плечами. Прохожий посмотрел ей вслед и недовольно крякнул, Ну и детки в этом городе! Они не то что по улицам — по Эрмитажу галопом бегают! Да и погодка в этом городе тоже…
А троллейбус всё не появлялся, да и вообще вокруг было как-то слишком тихо для восьми утра, да ещё и понедельника.
Минут через двадцать за спиной у прохожего послышалось пыхтение и топот. Рыжая девочка бежала обратно к остановке, только теперь за спиной у неё подпрыгивал рюкзачок, а в руке мотался мешок со сменной обувью. И одета она была в клетчатое платье. И почему-то была уже не румяная, а бледная — с перепугу, что ли? Или в школу боится опоздать? При виде прохожего девочка замерла как вкопанная, потом приподнялась на цыпочки, вытянула шею и как будто прислушалась.
— Не видно троллейбуса, не видно, — проворчал прохожий.
— Там, на Большом, всё сломалось, но что-то ужё идет, — заявила девочка. — Со Зверинской поворачивает. Сейчас появится.
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил прохожий.
— Я слы… — девочка осеклась и, прикусив губку, посмотрела на часы.
В тумане что-то заскрипело, застонало, заохало, и из мглы вперевалку выполз троллейбус. Он помигивал, будто у него фары спросонья слипались. Рыжая девочка взлетела на подножку, троллейбус скрипнул, тронулся, двери сомкнулись.
Только в троллейбусе Лиза смогла немножко отдышаться. Уф! Сто лет так не бегала.
в которой принцесса попадает в первую пятёрку, а директора школы выставляют из собственного кабинета
Остановка таяла в тумане, а вместе с ней и одинокий прохожий. Лиза приклеилась носом к мутному стеклу. И что он там такое в воде увидел? Застыл как вкопанный. Ужасно неприятный дядечка. Нос унылый, ноги как у журавля, и на Лизу вытаращился, будто она с неба свалилась. Вообще-то почти так и было — она ведь выскочила на набережную прямо с Бродячего Мостика. Хорошо, что туман, — ещё не хватало, чтобы всякие разные неизвестные видели дорогу в королевство Радинглен!
Троллейбус качнулся, Лиза покрепче ухватилась за твёрдый холодный поручень, и часики очутились прямо у неё перед носом. Без четверти девять!
«Опаздываю! — ужаснулась она. — Флаги и факелы, точно ведь опоздаю!» Лиза завертела головой, пытаясь понять, где же они едут, но туман с Бродячего Мостика словно растёкся по всему городу. К окнам троллейбуса как будто мокрая белая вата липла. Ну вот, теперь опять придётся Малине Вареньевне объяснять, а ей разве всю правду скажешь?
А всё дворцовое говорящее Зеркало! Заладило ещё вчера — обновить гардероб, обновить гардероб, у настоящих принцесс должно быть не меньше дюжины платьев наготове! А лучше две дюжины, и столько же пар соответствующих туфелек… А Бабушка возьми и согласись, вот Лиза весь вечер и проторчала перед Зеркалом в гардеробной, изнывая от тоски, а потом оказалось, что домой идти поздно, и её оставили ночевать во дворце, а потом дворцовый будильник не сработал — приятное хотел сделать принцессе, а потом Мостик чуть не полчаса не откликался и не появлялся, и непонятно, чего это он вдруг раскапризничался. Вот и поди расскажи такую правду классной руководительнице Марине Валерьевне…
Лиза безудержно зевнула. Опять посмотрела на часы. Вздохнула. Вообще-то быть принцессой совсем не сахар. Особенно при такой строгой королеве-Бабушке. Бабушка всегда была строгой, даже когда они с Лизой просто жили на Петроградской и ни про какой Радинглен Лиза слыхом не слыхала. А уж теперь Бабушка развернулась по-настоящему и всласть воспитывала всё королевство — от Лизы до последнего дворцового домового. Правда, время от времени она во всеуслышание ворчала, что, мол, законный повелитель его величество Инго Четвёртый хорошо устроился — учится себе на Магическом факультете в Амберхавене, а про королевство и думать забыл. Но Лиза-то прекрасно слышала, что ворчит Бабушка больше для виду — нравилось ей править, и ещё как! Иначе бы она не ходила через Мостик каждый день, как на работу, к девяти утра. Да и на Инго Бабушка совсем не сердится — это Лиза тоже прекрасно слышала. Если у человека есть к чему-то способности — надо учиться, а неучёный маг попросту опасен для общества. Лиза вот тоже учится. Музыкальной магии. У Филина, радингленского придворного волшебника.