Настоящая любовь - [73]

– Конечно, – говорю я. – Да.

Забыв о пицце, Джесс ведет меня по лестнице в спальню. Он ложится и откидывает одеяло для меня. Я ложусь к нему спиной, свернувшись клубочком и уютно устроившись в изгибе его бедер. Он кладет подбородок мне на плечо, его губы касаются моего уха. Завывает ветер. В форточку мне видно, что идет снег.

– Все будет хорошо, – говорит он, пока я еще не заснула.

Но я не знаю, верю ли я еще ему.

Я просыпаюсь значительно позже, чем встало солнце. Снег больше не идет, ветер стих. Когда я открываю глаза, мне на минуту кажется, что все тихо и спокойно.

– Не знаю, видно ли тебе в окно, но я думаю, что нас засыпало снегом, – говорит Джесс. Он, в майке и тренировочных штанах, стоит в дверях спальни и улыбается. – Ты восхитительно выглядишь, – добавляет он. – Полагаю, таковы главные утренние новости. Нас занесло снегом, и ты, как всегда, симпатична.

Я улыбаюсь.

– Как сильно нас засыпало снегом?

– Нас засыпало настолько, насколько ты восхитительна.

– О боже, – говорю я, медленно садясь в кровати и собираясь с силами. – Тогда мы застрянем здесь навечно.

Джесс идет к кровати и садится рядом со мной.

– Кошмарный жребий.

Я наклоняюсь к нему и тут же понимаю, что нам обоим неплохо бы принять ванну.

– Думаю, что я заскочу в душ, – говорю я.

– Отличная мысль. Родители сказали мне, что они построили сауну, куда можно войти изнутри. Кто последний, тот готовит завтрак. – И мы уходим.

Вода теплая, но воздух влажный, пахнет сыростью. Стеклянная дверь запотела от пара. Здесь больше душевых леек, чем я могу сосчитать, две свисают с потолка, и несколько форсунок выступают из стенок душа. Здесь жарко и душно, волосы распрямились и прилипли к голове. Я чувствую, что Джесс стоит прямо у меня за спиной, вспенивая в руке мыло.

– Я хотел спросить тебя… – говорит Джесс. – Почему ты уехала из Лос-Анджелеса?

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– Я имею в виду, что я не предполагал, что ты вернешься сюда. Почему ты вернулась?

– Мне здесь нравится, – говорю я.

– Однако там тебе тоже нравилось, – говорит он. Нам обоим нравилось, там был наш дом.

Он прав. Мне нравилось жить в Калифорнии, где никогда не идет снег и всегда светит солнце.

Теперь моим любимым днем в году стал тот, когда начинает прибавляться световой день. Обычно в это время воздух теплеет, и кроме кратковременного дождика тебе не угрожают никакие другие осадки. По утрам ты ощущаешь усталость, потому что у тебя украли один час сна. Но в семь часов вечера солнце еще не светит. А с каждым днем становится все теплее. Кажется, что все доступно, что неудачи закончились, скоро распустятся цветы.

В Лос-Анджелесе такого нет. Там всегда цветы.

– Просто я поняла, что должна вернуться домой, к своей семье.

– Когда ты переехала?

– Гм?

– Как скоро после того… сколько времени прошло до того, как ты переехала обратно в Эктон?

– Думаю, немного, – говорю я, отворачиваясь от него и подставляя тело под душ. – Может быть, месяца два.

– Два месяца? – спрашивает Джесс, пораженный.

– Да.

– Ничего себе, – говорит он. – Просто я… все эти годы я всегда воображал, что ты там. Я никогда… Я никогда не думал, что ты здесь.

– Ох, – говорю я, ловя себя на том, что не знаю, как реагировать или что еще сказать. – Ты нигде не видишь шампунь? – наконец спрашиваю я. Но мне не важен его ответ. Мои мысли уже блуждают в той жизни, которой Джесс никогда не рисовал в своем воображении.

Я и «Blair Books», мои коты и Сэм.

Я закрываю глаза и делаю вдох.

Прекрасная жизнь, та самая, в которой он никогда не представлял меня.

Замечательная жизнь.

Мне не хватает ее.

Сэм знает, что я не могу есть сыр, и знает, что я никогда не захочу снова сменить свою девичью фамилию. Он понимает, как важен для меня магазин, он любит читать, разговаривать о книгах и всегда высказывает интересные мысли, когда мы обсуждаем их. Он никогда не водит машину без прав, не привлекает внимания полицейских офицеров. В плохую погоду он водит машину осторожно. Сэм понимает меня, меня теперешнюю. И он любит меня точно так же, как я его, всегда, особенно такой, какая я сегодня.

– Эм? – говорит Джесс. – Тебе нужен шампунь?

– О, – произношу я, очнувшись. – Да, спасибо.

Джесс протягивает мне пузырек, и я, выдавив шампунь на ладонь, намыливаю волосы.

И вдруг, как на фотоснимке, я вижу все, чему не должна дать раствориться в море слез и затонуть в сливном отверстии вместе с мыльной водой.

Я скучаю по Сэму.

И мне страшно оттого, что я оттолкнула его навсегда.

Джесс замечает мои слезы. Пытаясь скрыть свои чувства, я улыбаюсь. Джесс стоит позади меня, обхватив меня руками и прижавшись грудью к моей спине. Он кладет подбородок мне на плечо и спрашивает:

– Как дела?

Для того чтобы остановить слезы, нет ничего лучше старого и доброго «Как дела?».

У меня нет слов. Я просто закрываю глаза и позволяю себе расплакаться. Я позволяю Джессу обнять меня, я падаю на него. Никто из нас не произносит ни слова. Воздух становится таким горячим и душным, что в конечном итоге каждый вдох и выдох требуют больше усилий, чем следовало бы. Джесс выключает пар, снижает температуру в кранах, и нас омывают струи тепловатой воды.