Настенька - [10]

Шрифт
Интервал

Трое незнакомых захохотали, и один из них схватил нашего коня за уздечку и повернул в лес.

— Ты что? — сказал Закревский. — Чего ты хочешь, кто ты такой?

Тут мы увидели, что из лесу к нам идут ещё четверо и уже не скрывают, кто они такие: все они были с польскими карабинами. У тех же, что нас остановили, вдруг появились в руках револьверы. Их было девять человек, а нас трое, если считать и возницу, вооружённого кнутом. Они окружили нашу телегу и повели коня в лес: мы уже ехали в густой чаще.

— Что вы делаете, чего вы хотите, люди? — сказал Закревский.

— Ты не знаешь, чего я хочу? — рявкнул один из бандитов. Я посмотрел на него и узнал хуторянина, у которого мы нашли сто пудов закопанной ржи.

Мне стало страшно. Я был тогда очень молод, мне только что исполнилось восемнадцать лет. Ища спасения или хотя бы сочувствия, я посмотрел Закревскому в глаза и увидел в них такую нежность, словно он был мой родной отец. У меня стало легче на душе, но всё же с большим страхом я оглядывался вокруг. В лесной чаще уже сгущались вечерние сумерки. Бандиты посадили нас на землю, сами сели вокруг и закурили. Коня они привязали к дереву. Все молчали. Смеркалось. Под деревьями вскоре стало совсем темно.

— Что же ты замолчал? — сказал Серж. — Рассказывай дальше.

— Но мы пришли уже домой. Дальше расскажу потом.

— Ах, рассказывай сейчас.

— Нет, я тебе после ужина расскажу до конца. Видишь, вечер, совсем стемнело.

— Ну, так я сегодня лягу спать с тобой, и ты мне в постели будешь рассказывать.

— Ладно. Пусть будет так.

V

— А дальше было вот что, — начал снова рассказывать отец, садясь вместе с Сержем за стол (Серж не мог дождаться, когда они лягут спать, и настоял, чтобы отец продолжил свою историю за ужином), — бандиты нас продержали в лесу до ночи. Мне было так страшно и так мрачно на душе, словно стопудовый камень давил мне на грудь и железом сжимало горло. И звёзды над головой видел я, будто в тумане. Необычайно сильно пахла листва на деревьях, и от этого мне было ещё тяжелее. Я этот запах ощущал, как нечто такое, с чем очень скоро распрощаюсь навсегда. Сильнее, чем когда-либо в своей жизни, я в это мгновение чувствовал, какое счастье жить на свете.

— Не обращай ни на что внимания, будь смелее, — сказал мне Закревский.

— Какого чёрта мы эту подводу за собой тащим, — сказал один бандит. — Далеко слыхать, как колёса тарахтят.

— А куда ты её денешь? — ответил второй. — На дороге бросишь? Днём увидят и сразу догадаются.

Бандиты от нас не таились, говорили всё в открытую, — они были уверены в себе.

Когда совсем стемнело, бандиты повели нас дальше. Долго вели лесной дорогой и привели на какой-то лесной хутор. Нас втолкнули в погреб.

Усатый бандит сказал, повернувшись к Закревскому:

— Мы вас всех выпустим, только напиши акты, что на этих хуторах хлеба нет и взять нечего. А потом ты привезёшь мне уездного комиссара.

— Ты его тут убить хочешь?

— А это уже моё дело.

— Ну, а если вместо комиссара я приведу сюда красноармейцев?

— А я отпущу пока только тебя одного. А их (он показал на меня и возницу), а их тогда, когда ты привезёшь комиссара.

Закревский молча стал оглядываться вокруг: никакой надежды выбраться отсюда не было.

— Отпусти его, — сказал Закревский, показывая на меня. — Пусть он приведёт комиссара.

— А я хочу, чтобы ты! — взревел бандит.

— А я с тобой и говорить не хочу, — ответил Закревский.

Бандиты вышли и закрыли нас в погребе.

— Ты на меня не обижайся, — сказал мне Закревский, — за то, что я сказал, мол, ты комиссара приведёшь. Я знаю, ты этого не сделаешь. Но я хотел, чтобы они тебя отпустили. Лучше уж мне, пожилому человеку, погибнуть, чем тебе, молодому. Я пожил уже немного на свете, а ты, можно сказать, ещё и жизни не видел. Да и какая жизнь была у тебя, батрачонка?.. Теперь только и жить тебе, когда пришла советская власть. Ты теперь человеком будешь.

Вдруг мы услышали, что возница плачет.

— Ничего, браток, — стал утешать его Закревский. — Нас же ещё не расстреливают, ещё всякое может случиться. А тебя они и не тронут, ты же только возница.

Смелый тон Закревского и его выдержка подбодрили возницу. Он успокоился, стал то и дело заглядывать в щель в двери.

Так прошло, наверное, часа два. Бандитов не было слышно. Возница вновь поглядел в щель.

— День близится, — вздохнул возница, — на дворе светает. — Тут он повысил голос: — Они идут… Какая-то девушка с ними…

Мы по очереди заглянули в щель и увидели, что перед бандитами стоит девушка и что-то тихо говорит им. Видно было, как она куда-то показывает рукой.

— Где, где ты видела? — громко переспросило несколько бандитов.

— За садом, у гумна, — ответила девушка.

— А сколько их?

— Больше пятидесяти.

И тут произошло то, чего мы никак не ожидали: бандиты рванулись с места и сразу исчезли. Не успели мы ни о чём подумать, как услышали, что по двери стучат чем-то тяжёлым. Мы не знали, что происходит. Потом девушка просунула нам под дверь топор и сказала:

— Я не могу замок сбить, ломайте дверь.

Возница схватил топор и раз пять так стукнул по двери, что вместо неё осталась лишь груда досок.

— Бегите за мной, — сказала девушка.

Она вывела нас на лесную дорогу.


Еще от автора Кузьма Чорный
Третье поколение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Млечный Путь

В книгу «Млечный Путь» Кузьмы Чорного (1900—1944), классика белорусской советской литературы, вошли повесть «Лявон Бушмар», романы «Поиски будущего», «Млечный Путь», рассказы. Разоблачая в своих произведениях разрушающую силу собственности и философски осмысливая антигуманную сущность фашизма, писатель раскрывает перед читателем сложный внутренний мир своих героев.


Рекомендуем почитать
Двугривенный

Как маленький Шурка очень хотел попасть в кино.Художник Ушакова Наталья Абрамовна.


Тропинки в волшебный мир

«Счастье — это быть с природой, видеть ее, говорить с ней», — писал Лев Толстой. Именно так понимал счастье талантливый писатель Василий Подгорнов.Где бы ни был он: на охоте или рыбалке, на пасеке или в саду, — чем бы ни занимался: агроном, сотрудник газеты, корреспондент радио и телевидения, — он не уставал изучать и любить родную русскую природу.Литературная биография Подгорнова коротка. Первые рассказы он написал в 1952 году. Первая книга его нашла своего читателя в 1964 году. Но автор не увидел ее. Он умер рано, в расцвете творческих сил.


Паровозик Чарли Чу-Чу

Чарли — самый модный из паровозов, но впечатление от него остается странное. Красная Шапочка, например, непременно бы прокомментировала слишком острые зубы паровозика (зачем они ему вообще?). Чарли пашет как лошадь, Чарли возит тяжелые составы и дружит с машинистом Бобом. Но судьба его печальна (а чего мы ждали от Кинга?).


Повести и рассказы

В томе представлены избранные произведения известных русских писателей — В. Г. Короленко, А. И. Куприна, И. А. Бунина. А. Н. Толстого.


Картошка

Аннотация издательства:В двух новых повестях, адресованных юношеству, автор продолжает исследовать процесс становления нравственно-активного характера советского молодого человека. Герои повести «Картошка» — школьники-старшеклассники, приехавшие в подшефный колхоз на уборку урожая, — выдерживают испытания, гораздо более важные, чем экзамен за пятую трудовую четверть.В повести «Мама, я больше не буду» затрагиваются сложные вопросы воспитания подростков.


Куриный разбойник

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.