Наставники - [9]

– Три или четыре месяца, – ответил я. – Если не меньше. Врачи утверждают, что через полгода все будет кончено.

– Я все время думаю, – сказал Браун, – как тяжело будет леди Мюриэл, когда ей придется сказать Ройсу правду.

– А я все время думаю, – проговорил Кристл, – как тяжело будет Ройсу ее узнать.

Принесли кофе. Пока Винслоу раскуривал сигару, Браун заговорил о наших житейских делах.

– Мне кажется, – сказал он, – что на очередном собрании мы должны сообщить о болезни ректора.

– Я уверен, что это необходимо, – поддержал его Кристл.

– Собрание состоится в первый понедельник после каникул, – напомнил Браун. – Нам придется обсудить вопрос о выборах нового руководителя колледжа. Это очень мучительный и деликатный вопрос, я понимаю, но другого выхода у нас нет.

– Мы не можем проводить выборы, пока Ройс жив, – сказал Кристл. – Однако я считаю, что нам нужно подготовиться к ним заранее.

И тут Винслоу опять показал свой характер. Он был раздражен удачной речью Джего, а умение Кристла и Брауна направить разговор в нужную им сторону окончательно вывело его из себя. Он сказал – намеренно медленно и неторопливо:

– Вы правы, было бы очень неплохо начать обсуждение этого животрепещущего вопроса именно в нынешнем триместре. Кое-что мы действительно можем решить заранее. – Он остренько глянул на Джего, а потом, как бы размышляя вслух, повернул голову к Брауну. – О некоторых весьма существенных подробностях нам нужно договориться уже сейчас. И вот одна из них – будем ли мы подыскивать нового руководителя на стороне или попытаемся найти его в нашей среде? – Винслоу немного помолчал и обходительно, почти елейно закончил: – Многие наставники считают – и у них для этого есть веские, как мне кажется, основания, – что нам следует пригласить руководителя со стороны.

Я заметил, что Льюк напряженно пригнулся вперед и его лицо ярко пылает от волнения. Жизнерадостный, но уравновешенный и рассудительный, он весь вечер упорно молчал, а сейчас, когда Винслоу обдуманно, с наслаждением разрушал надежды Джего, тем более не собирался вмешиваться. Но он превосходно все понимал: от его острой наблюдательности не могла, конечно, укрыться холодная враждебность, затопившая уютно обогретую камином профессорскую.

– Я не имел в виду, – по-обычному степенно, но с оттенком торопливости проговорил Браун, – что нам следует принимать сейчас столь кардинальные решения. Мне думается, что пока нам нужно только объявить на собрании о смертельной болезни Ройса, и не более того. Это даст нам возможность обсудить некоторые вопросы в частном порядке. Ничего другого мы, по-моему, делать сейчас не должны.

– Я совершенно с этим согласен, – сказал Кристл. – И считаю, что нам всем надо последовать весьма разумному совету Брауна.

– Вы так твердо верите в частное предпринимательство? – спросил у Кристла Винслоу.

– Мы твердо верим, – ответил за Кристла Браун, – что, обсудив кое-что в частном порядке, мы, быть может, придем к решению, которое удовлетворит всех членов Совета.

– Что ж, пожалуй, это прекрасный проект, – сказал Винслоу. – Он опять мельком глянул на Джего: тот сидел очень прямо, и его гордое лицо с плотно сжатыми губами было мрачно нахмурено.

Винслоу встал, взял с кресла свою университетскую шапочку и широко, чуть расхлябанно шагая, пошел к выходу.

– Доброй вам ночи, – сказал он у двери.

4. Важное дело

На другой день я отправился к Брауну: накануне вечером, прощаясь, он предложил нам с Кристлом встретиться у него в одиннадцать часов утра. Его служебная квартира располагалась как раз рядом с моей. Изначально она была распланирована и отделана хуже, чем моя, но, хотя Браун каждый вечер уезжал к себе домой на Уэст-роуд, ему удалось превратить свою служебную квартиру в очень уютное жилище. Когда я пришел, он стоял спиной к пылающему камину, приподняв сзади фалды фрака и придерживая их по бокам засунутыми в карманы брюк руками. Зоркий взгляд его пронзительных глаз был направлен в заснеженный дворик за окном, однако я заметил, что ему явно приятна уютная обстановка его гостиной – мягкие широкие кушетки, глубокие покойные кресла, два полускрытых электрокамина, – глядя в окно, он как бы охватывал все это боковым зрением. Стены гостиной были увешаны акварелями английских художников, и в подборе картин, которых год от года становилось все больше, чувствовался вкус опытного, терпеливого, но отнюдь не самодовольного собирателя и знатока. На столе стояла бутылка мадеры.

– Надеюсь, наши вкусы совпадают, – поздоровавшись, сказал Браун. – Мы с Кристлом считаем, что для утренней беседы ничего лучше не подберешь.

Через несколько минут появился Кристл; он отрывисто, по-военному пожелал нам доброго утра и без всякого вступления проговорил:

– Винслоу устроил вчера прискорбнейший спектакль. Я не мог отделаться от мысли, что попал в балаган.

Меня позабавило сравнение профессорской с балаганом.

– Он всегда был тяжелым человеком, – отозвался Браун. – И годы ничуть его не смягчили.

– Он не смягчится, даже если доживет до ста лет, – сказал Кристл. – Поэтому-то нам и хотелось поговорить с вами, Элиот.

Мы сели за стол, и Браун разлил по бокалам вино.