Наставники - [18]

В сорок третьем году в ответ на это мамино замечание классные специалисты по продаже пузырьков в воде за большие деньги сказали: «Ха, ха, ха!» В том году вообще не было никакого уважения к интеллигенции, кроме как к той, которая говорила фактически неточно, совсем другие вещи – словом, врала. Пришла соседка и сказала: «Мой близкий родственник, фамилию которого я забыла, сказал, что русские вышли на румынскую границу!» Дедушка спросил: «Как в прошлый раз, да?» Соседка сказала: «А еще один мой приятель, лодочник, сказал, что немцы всех нас, женщин, угонят в немецкие бордели, просто страх!» Дедушка выслушал и сказал: «Думаешь, все твои мечты сбудутся? – и добавил: – Как бы не так!» Какие-то люди сказали дяде в трактире: «Выдумано оружие, которое может уничтожить все человечество путем простого нажатия на кнопку!» Немецкие патрули ходили по городу, унтеры фашистского вермахта, очень толстые, говорили на своем языке: «Будьте только хорошими и послушными, и все тогда получите хлеб и масло от великого рейха!» Младшая тетка вздохнула и сказала: «Кто угодно готов подняться на сцену или выйти на улицу и что-нибудь соврать, только я не могу, учитывая, что искренность – мое врожденное состояние!» Дедушка спросил: «Ну и кто, по-твоему, в этом виноват?» Мы слушали по секретному радио речь Уинстона Черчилля из свободного Лондона, Уинстон Черчилль сказал: «Я готов пожать руку храброму югославскому народу, несмотря на все, что нас разделяет!» Дедушка спросил: «Он что, сюда приедет здороваться, или как?» Мама вздохнула: «Не сдох бы осел!» Это было ее постоянное выражение, что-то вроде афоризма, произносимого в расстроенных чувствах. Мы спросили наших друзей, которые продавали пустые бутылки из-под довоенных напитков за полные: «Как нам определить, врет человек или нет?» Они нам ответили: «Смотрите ему в глаза!» Дедушка возразил: «А как я могу смотреть в глаза тем, кто мне по радио вешает лапшу на уши?» Они ответили: «А вот это не знаем!» Отец сказал: «Конечно, а это, между прочим, важнее всего!»

В годы между сорок третьим и сорок пятым, все в том же двадцатом веке, члены моей семьи исключительно внимательно следили за тем, не пообещает ли им кто-нибудь нечто совершенно невозможное. Мама сказала: «Когда я вижу, что мне лгут прямо в глаза, в груди начинает жечь, но я ничего не могу с собой поделать!» Товарищи из Двадцать первой сербской, освободители нашего города, недоверчиво спрашивали: «Фашистские пулеметчики в подвале есть?» Дядя отвечал: «Был один, но мы его задушили собственными руками!» Дядя с первого дня свободы вел себя ненатурально, то есть как герой. Дедушка сказал: «Очнись, дубина!» Русские танкисты спросили: «Мины есть или нет?» Мама незамедлительно ответила: «У нас нет, Боже сохрани, моя единственная мина – это мой муж, налитый спиртом по горлышко!» Русские ей не поверили. Дядя спросил: «Как мы можем начинать новую жизнь, если никто никому не верит?» Капитан Вацулич сказал: «Вы только внимательно слушайте, что вам говорят народные трибуны, они вам всю правду разъяснят!»

В те дни, полные внезапной стрельбы, в основном ночной, ораторы поднимались на расшатанные лотки продавцов искусственной воды и говорили: «Вот это и есть свобода!» При этом народные трибуны демонстрировали свои сжатые кулаки. Дедушка спрашивал: «Где, не вижу?» Ораторы, раскачиваясь на шатких подмостках, унаследованных от наших приятелей, разжимали пальцы, и в руках появлялись крохотные флажки, новые, со звездой в центре. Дедушка незамедлительно отвечал: «Вот теперь все понятно!» После чего капитан Вацулич вздохнул: «Записались бы вы в отряд активистов, а то нам надо идти дальше бить врага, до последнего патрона!» Граждане газировщики, продавцы лондонского тумана, заключенного в обычную пивную бутылку, а также мой дядя, дружно ответили: «А как же, обязательно!» Капитан Вацулич вскочил на коня и произнес: «Ну, мы пошли на Берлин, а вы несите правду в народ!» Мой дядя спросил своих друзей, уличных продавцов порошка против жирных пятен: «Ну, что теперь будем делать?» Те спокойно отвечали: «А что ты переживаешь?» Продавцы искусственных игрушек, заводных мышей в частности, принялись сообщать любопытствующим людям, выходящим из тьмы подвалов: «Электричества все еще нет, но Народная армия и это исправит!» Другим говорили: «Что касается еды, то потерпите день-другой, а потом получим довольствие от русского освободительного корпуса!» Люди говорили: «Ей-богу, здорово!» Но кто-то из агитаторов изредка забывался, кто-то из них, будучи не в состоянии преодолеть старые навыки, заводил искусственных мышей и пускал в толпу, приговаривая: «Вот мелкая скотинка, совсем как живая!» Женщины принимались верещать, хватаясь за живот и ниже, приговаривая: «Нет, нет, не надо!» Строгий, товарищ капитана Вацулича, взялся разгонять их пистолетом, Строгий кричал: «Одно дело продажа искусственных животных, совсем другое дело – агитация за новую жизнь, не путайте!» Потом он орал: «Позадавлю как клопов!» Наконец, утомившись, он сказал: «Что поделаешь, коли лучшие наши агитаторы погибли, приходится вас, говнюков, использовать!» Продавцы искусственных мышей, и других полезных вещей сказали ему: «Прощенья просим!» Товарищ Строгий подвел черту: «Истина должна восторжествовать, независимо от того, кто ее несет!» Дядя сказал: «Вот и я то же говорю!» Агитаторы за дело нового устройства, абсолютно прогрессивного, продолжали свои блестящие выступления. Они перечисляли все, что отсутствовало в нашей жизни, в основном продукты питания, и сообщали, что все это будет; я попутно разъяснял Вое Блоше: «А сейчас они пустят заводную мышь!» Все это происходило в сорок пятом, зимой, все это вызывало веселье, вроде как взамен отопления, уже не существующего. Дядя говорил: «Никто всей правды не знает, да и не нужна она!» Мама добавляла: «Всю жизнь меня все обманывают, и хоть бы хны!» Дядя сказал: «Главное, надо знать основные вещи, например, что русские войдут в Берлин!» Мы сказали: «Точно!» Дядя продолжал: «И в то же время меня совершенно не интересует, когда появится в магазинах майонез, потому что это совершенно не важно!» Тетки сказали: «Все-таки следовало бы сообщить народу, выжил ли в этой кровавой войне Рональд Колман, звезда Голливуда!» Дядя сказал! «Как узнают, сообщат!» Дедушка согласился: «И я так думаю!» Вот все, или почти все, о производстве содовой – общечеловеческой жидкости, а также о ее продаже представителям человеческого сообщества. Одно время, в войну, вместо содовой, искусственного налитка, люди продавали другие вещи, неосязаемые, но в первые дни свободы они вновь принялись разбалтывать американский порошок и другие ингредиенты в очищенной воде, которая нескончаемой струйкой текла из крана, а потом стали заряжать и сифоны, без которых невозможно представить себе жизнь моего народа, как трактирную, так и вообще.