Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - [52]

М., 1998. С. 128–129).

Гиббс плыл на пароходе вместе с Августейшими детьми. Баронессе Буксгевден также было позволено присоединиться к ним. По прибытии в Тюмень «Русь» была пришвартована к берегу, куда уже был подан поезд. Пассажиры в пальто и шляпах ждали распоряжений в главном салоне парохода. Вошел товарищ Родионов со списком пассажиров. Сначала он назвал имена членов императорской свиты и некоторых слуг, они встали и вышли. Августейшие дети, вызванные следом, также стали неспеша выходить на берег. Нагорный нес Алексея Николаевича. Затем Родионов вернулся. «Остальные!» — сказал он коротко. Когда Гиббс, Жильяр и другие сопровождающие подошли к поезду, некоторых из них попросили пройти в вагон четвертого класса[208]. Это был простой отапливаемый грузовой вагон (теплушка). Великие Княжны и Цесаревич разместились в обыкновенном пассажирском вагоне. Позже Гиббс вспоминал, что они так и не попрощались.

После полуночи 10/23 мая поезд достиг окрестностей Екатеринбурга. На главном вокзале сделали небольшую остановку, чтобы комиссар Родионов мог обо всем доложил начальству.

«Затем, — рассказывал Гиббс, — мы продолжали ехать всю ночь вперед и назад, останавливаясь ненадолго в каких-то недоступных местах, чтобы поменять направление. Наконец, в 7 часов утра мне показалось, что наша стоянка продолжалась дольше, чем обычно, и я выглянул в окно. Я увидел, что мы стояли на обособленном участке дороги, рядом с путями, где ожидали местные дрожки[209]. Вскоре я увидел, как три Великих Княжны спускаются с поезда и забираются в них. Наконец, из поезда вынесли больного Цесаревича и отнесли к ним. Как только все Они оказались на дрожках, был отдан приказ, и лошади со своим эскортом пошли рысью».

Жильяр вспоминал:

«Приблизительно часов в 9 утра поезд остановился между вокзалами. Шел мелкий дождь. Было грязно. Подано было 5 извозчиков[210]. К вагону, в котором находились дети, подошел с каким-то комиссаром[211] Родионов. Вышли княжны. Татьяна Николаевна имела на одной своей руке любимую собаку[212]. Другой рукой она тащила чемодан, с трудом волоча его. К ней подошел Нагорный и хотел ей помочь. Его грубо оттолкнули. Я видел, что с Алексеем Николаевичем сел Нагорный. Как разместились остальные, не помню. Помню только, что в каждом экипаже был комиссар, вообще, кто-то из большевистских деятелей.

Я хотел выйти из вагона и проститься с ними в последний раз, и даже не думал, что буду отстранен от них» (Росс Н.Гибель Царской Семьи. Ф/М., 1987. С. 234).

Некоторое время спустя в сплошной серой пелене дождя состав перевели обратно на запасной путь главного вокзала Екатеринбурга. Прибывшая охрана увезла Татищева, графиню Гендрикову и мадмуазель Шнейдер в городскую тюрьму. А четверых слуг, среди которых были повар и лакей, забрали в дом Ипатьева[213].

Гиббс вспоминал, что «потом приходил Нагорный и брал и увозил с собой вещи и кровати для Детей. Когда уезжал Государь, тоже были взяты несколько кроватей. Все кровати были одинаковые: походные, никелированные, образца кровати Александра II во время турецкой кампании, удобные, но тяжелые» (Российский архив VIII. Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919–1920 гг. М., 1998. С. 111).

Наконец, в пять часов к остальным сопровождающим — учителям и домашним слугам — пришел комиссар Родионов и, к их огромному удивлению, сказал: «Господа, вы свободны. Можете ехать, куда угодно» (Там же. С. 111). Баронессу Буксгевден пересадили в их вагон. В городе же тем временем лил проливной дождь.

Глава XVI Дом особого назначения

Дом особого назначения стоял на невысоком холме. Сам Екатеринбург — город горняков и рабочих-металлургов, раскинулся на восточном склоне «Красных» Уральских гор. Построенный на угловом участке на довольно крутом склоне Вознесенской горки, этот красный двухэтажный каменный особняк с маленьким усадебным садом принадлежал богатому купцу Н. Н. Ипатьеву[214]. В апреле 1918 года он получил распоряжение съехать в течение двадцати четырех часов. Перед прибытием Николая Александровича и Александры Федоровны практически вплотную к стене особняка был возведен деревянный забор, скрывавший дом и сад и поднимавшийся до окон второго этажа. Позже поставили другой забор, который скрыл здание до самого карниза, а также главный вход и ворота. Комнаты первого этажа превратили в караульные и служебные помещения, второй этаж стал тюрьмой с двойными окнами, которые закрасили белой краской, чтобы никто не мог выглянуть на улицу. В доме и на улице большевики установили сложную систему часовых и постов с пулеметами[215].

Когда из Тобольска прибыли остальные члены семьи и свита, двенадцати заключенным предстояло разместиться в пяти комнатах. Николай Александрович, Александра Федоровна и Алексей Николаевич заняли ту, которая выходила на большую площадь с церковью Вознесения. Другую комнату отдали Великим Княжнам, а доктор Боткин, преданный врач семьи, и четверо слуг (служанка, лакей, повар и поваренок) поселились в остальных. Революционные солдаты первого гарнизона были бывшими фабричными рабочими Екатеринбурга. Трое из них, вооруженные револьверами, постоянно дежурили у дверей царских комнат. Начальник внутренней охраны, Авдеев, был горластым задирой, он постоянно срывал раздражение на бывшем Царе, прозванного солдатами «Николаем-кровопийцей». Как само собой разумеющееся, все просьбы семьи отвергались. Солдаты входили в комнаты, когда им вздумается, и даже сопровождали Великих Княжон в уборную, которую они разрисовали неприличными рисунками с изображениями Императрицы Александры Федоровны и Распутина