Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - [51]
Перевезти в Екатеринбург других членов семьи — Алексея Николаевича и Великих княжон Ольгу Николаевну, Татьяну Николаевну и Анастасию Николаевну — было поручено комиссарам Хохрякову и Родионову. Причем последний был назначен начальником всего конвоя.
Родионову «…было лет 28–30, роста ниже среднего, светлый шатен, не представляю хорошо его прически. Усы подстригал, бороду брил. Глаза, кажется, голубые. Носа, рта, лба не представляю. Человек он неинтеллигентный и производил отталкивающее впечатление. Морда у него какая-то „бабская“, с ехидной улыбочкой. В нем чувствовался жестокий зверь, но зверь хитрый. Буксгевден уверяла, что во время одной своей заграничной поездки она видела его на одной из пограничных станций в форме русского жандарма. Я бы сказал, что в нем действительно чувствовался „жандарм“, но не хороший, дисциплинированный солдат-жандарм, а кровожадный, жестокий человек с некоторыми приемами и манерами жандармского сыщика» (Там же. С. 306).
Алексей Николаевич, которого нельзя было переносить, лежал в кровати в кабинете своего отца, а Гиббс и Жильяр по очереди читали ему вслух. Гиббс начал читать «Следопыта». Он вспоминал:
«Следопыт» Джона Фенимора Купера: на титульном листе дарственная надпись на русском языке «Ольге от бабушки на Рождество, Гатчина, 1907 год», сделанная Вдовствующей Императрицей Марией Федоровной. Это последнее произведение, которое я читал с Алексеем Николаевичем. Книга взята из библиотеки детей в Царском Селе. Она издана в 1903 г. издательством «Блэки энд сан, Лимитед», заложена тесемчатой закладкой на страницах 54–55, второй конец которой на страницах 98–99. Иллюстрации Альфреда Пирса. На внутренней стороне обложки карандашом проставлена цена: 3/-. Сохранилось несколько моих набросков на листе грубого картона, или скорее плотной бумаги для рисования, которые я сделал, чтобы пояснить подробности истории. Лучше всего вышло индейское каноэ. Я читал эту книгу Цесаревичу в Тобольске, когда он болел. Это было после отъезда Императора и Императрицы в Екатеринбург. Я рисовал, а он лежал в постели в рабочем кабинете Императора. Если не ошибаюсь, этот лист бумаги я взял в коробке из-под конфет, где хранились карты и некогда любимая настольная игра Его Высочества «Тише едешь — дальше будешь».
Гиббс сохранил эти рисунки. Он сохранил также несколько меню, которые составлялись официально и изо дня в день записывались искусным почерком на бумаге, увенчанной Императорским двуглавым орлом. После того как Николай Александрович, Александра Федоровна и Мария Николаевна покинули Тобольск, узникам подавали следующие блюда (следует помнить, что блюдо в действительности могло отличаться от описанного в меню):
«22 апреля 1918 года:
Завтрак:
Суп бульон с кореньями
Холодное мясное блюдо
Обед:
Ветчина холодная
Жаркое индейка
Салат
23 апреля 1918 года:
Завтрак:
Щи свежие
Эскалоп телячий с гарниром
Обед:
Галантин из индейки холодный
Жаркое утки дикия
28 апреля 1918 года:
Завтрак:
Суп русский с перлов. [ой] круп. [ой]
Рябчики с рисом
Обед:
Жаркое дикия утки
Салат
Каша рисовая на молоке
29 апреля 1918 года:
Завтрак: Борщ
Котлеты телячьи рубленые с гарн. [иром]
Обед: Ростбиф с гарниром
Макароны запеченные»
Наконец, к 6/19 мая самочувствие Алексея улучшилось. После перенесенной болезни мальчик больше не мог ходить, но он достаточно окреп для путешествия, поэтому ехать решили на следующий же день.
«Только один раз после отъезда Императора и Императрицы произошел вечер, — писал Гиббс [это был последний вечер перед отъездом], — когда нас пригласили и подали последнюю оставшуюся бутылку хорошего старого вина, которое уничтожили люди партии. Когда это происходило, мы услышали коменданта,[207] шпионившего в коридоре. Времени хватило только на то, чтобы спрятать бутылку и наши стаканы под стол, покрытый длинной скатертью, когда он вошел. Комендант загадочно осмотрел комнату. При этом он выглядел очень комично. И мы немедленно почувствовали себя мальчишками, которых застали за шалостью в гимназии. Ситуация была настолько смехотворная, что, когда мы встретились глазами друг с другом, не могли более сдерживаться и разразились диким приступом неконтролируемого смеха. Комендант стал еще более таинственным, чем обычно, и не знал, что ему делать. Но поскольку смех редко сопутствует заговору, он покинул комнату и ушел».
На следующий день в полдень все стояли на пристани, чтобы подняться на борт парохода «Русь», запомнившийся всем с прошлого лета. Матрос Нагорный — дядька Цесаревича, ранее служивший на яхте «Штандарт» вместе с вероломным боцманом Деревенько, нес на руках Алексея Николаевича. Теглева вспоминала:
«До Тюмени мы ехали на пароходе, том же самом, на котором мы ехали до Тобольска. Родионов запретил Княжнам запирать на ночь Их каюты, а Алексея Николаевича с Нагорным он запер снаружи замком. Нагорный устроил ему скандал и ругался: „Какое нахальство! Больной Мальчик! Нельзя в уборную выйти!“ Он вообще держал смело себя с Родионовым, и свою будущую судьбу Нагорный предсказал сам себе» (Российский архив. VIII. Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919–1920 гг.
