Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - [119]

Идея революции и обсуждение всех ее аспектов постепенно стали общей темой для дискуссий. Мало-помалу разговоры эти появились почти везде. Я часто удивлялся, слушая людей, которые потеряли все в этой революции. Для них размышления о революции были интеллектуальной игрой. Впоследствии революция пришла неожиданно, разрушительным образом. Это было как неожиданная смерть человека, который годами болел, и смерть его представлялась уже совершенно невероятным событием, так как казалось, что он будет болеть вечно. Потом, после возбуждения и напряжения, воцарилось скучное спокойствие. Императрица и Царская Семья, казалось, стали обыкновенными людьми. Император отсутствовал и находился в Ставке. Сразу же стали заметны перемены во Дворце. Даже слуги стали другими. Появилось ощущение одиночества. Теперь уже больше никто не приходил из внешнего мира и не выходил наружу. Пульс жизни остановился. Конечно же, это было грустно. Наступило печальное время для всех. Все Дети были больны, и Императрица чувствовала себя абсолютно изможденной. Сам Император находился тогда в Ставке. Потом произошло последнее возвращение в Царское Село. Как сильно оно отличалось от того, когда мы вернулись домой на Рождество несколькими месяцами раньше. С приездом Императора Дворец был закрыт. Их дом, который Они так сильно любили, стал для них тюрьмой. Затем Они поехали в ссылку в Тобольск, в маленький сибирский город, где до них жили тысячи ссыльных. Как это ни странно, Тобольск оказался приятным маленьким городком. Он удобно расположен в хорошем месте и наполнен причудливыми церквями и людьми, потомками тех ссыльных, которые были приговорены к ссылке предшественниками Царя. Еда и деликатесы, приносившиеся в виде подарка, вносили разнообразие в сравнительно простой стол, который стал правилом. Их первые надзиратели на практике оказались не такими плохим, как могло показаться сначала. Временное правительство оказало снисхождение Царской Семье. На стенах висели картины, и даже подавалось вино. К несчастью, один ящик уронили, и бесценная жидкость разлилась, из-за чего сразу же произошло ужасное волнение. Вино! Ящики были открыты, бутылки разбиты вдребезги, и Императорское вино утекло в реку. Возможно, его немного сохранилось в доме до этого происшествия. В доме должен был быть произведен обыск, и он произошел. Один ящик вина все же благополучно был доставлен. Его спешно распаковали и драгоценные бутылки уложили в корзину. Прибыл комиссар, чтобы обыскать дом. Он с суровым видом ходил из комнаты в комнату по всему дому. За ним по пятам следовал преданный слуга, несший оставшиеся бутылки, всякий раз входя в комнату, которую только что покинул комиссар. Наконец, все были удовлетворены и удалились. Таким образом, в Тобольске Император не был лишен бокала красного вина на ланч и обед, но запас был слишком мал, чтобы подавать вино кому-то еще. Только один раз после отъезда Императора и Императрицы, в последний вечер, нас пригласили на вино и подали последнюю оставшуюся бутылку хорошего старого вина из того запаса, который уничтожили люди партии. Когда мы пили это вино, мы услышали шаги коменданта в коридоре, шпионившего за нами. Времени хватило только на то, чтобы когда он вошел, спрятать бутылку и наши стаканы под стол, покрытый длинной скатертью. Комендант озадаченно осмотрел комнату. При этом он выглядел очень комично. И мы немедленно почувствовали себя мальчишками, которых застали за шалостью в школе. Ситуация была настолько смехотворная, что, когда мы встретились глазами друг с другом, не могли более сдерживаться и разразились диким приступом неконтролируемого смеха. Комендант стал еще более загадочным, чем обычно, и не знал, что ему делать. Но поскольку смех редко сопутствует заговору, он покинул комнату и ушел.

Эти обстоятельства разнообразили жизнь в Тобольске, которая была очень тяжела для Императора и особенно для Императрицы. У Императора Николая II не было серьезных причин жаловаться на то, как с ним обращались во время Его проживания в Тобольске. И физически Он даже стал здоровее. Казалось, что Он провозгласил себя свободным от возложенных на Него обязанностей и сбросил ответственность на другие плечи [передал трон своему брату Великому Князю Михаилу Александровичу]. Освободившееся время дало ему возможность посвятить себя тому, что было без сомнения самым дорогим для Него в мире — Его жене и Семье. Императрица Александра Федоровна страдала больше. Но все трудности Она переносила мужественно.

Чтобы чем-то заняться и расслабиться, было решено писать короткие диалоги, которые позже превратились в маленькие пьески. Каждый воскресный вечер был посвящен спектаклю, который являлся источником удовольствия для всех, кто занимался этим. И зрителями этих представлений были все домочадцы. Император однажды играл в пьесе Чехова «Медведь», в то время как Ольга Николаевна и Мария Николаевна играли две другие роли. Я обычно выбирал комедии или фарсы. Предпочтительнее последнее. Это было нечто с множеством движений, даже однажды «наняли» собачку. Конечно, все происходило спонтанно, без репетиций. Но все эти удовольствия закончились с началом Великого поста. Театр был закрыт, и я вернулся к своим обычным просветительским функциям. В понедельник, во вторник, в среду и четверг мы слушали прекрасный канон св. Андрея Критского. Императрица снабдила каждого из нас копией на русском языке, чтобы мы могли следить за чтением. Но я не могу сказать, что я был в состоянии пожинать плоды и воспользоваться таким особым преимуществом в этот момент.