Наследство Пенмаров - [34]

– Да.

Его шахматы были расставлены на столике около двери. Я взял в руки черного коня, потом черную пешку и поставил их обратно.

– Ты занял денег у Жиля.

– Да.

– Но для какой цели?

– Они… были мне нужны.

– Да, но почему ты не обратился ко мне? Ведь я просил тебя, Марк, если ты когда-нибудь залезешь в долги, обращаться ко мне, а не к другим, не к чужим…

– Мне не хотелось просить у тебя, – сказал я. – Мне не хотелось становиться для тебя обузой. А деньги Пенмаров – мои по праву.

– Но ты должен был прийти ко мне! Я тебе велел! Почему ты пошел к Жилю?

– Только потому, что к тебе обратиться было невозможно. – Мои пальцы по-прежнему переставляли шахматы, передвигая маленькие фигурки из слоновой кости в неровную линию. – Мне не хотелось, чтобы ты знал.

– Об этой женщине?

– Нет никакой женщины, – сказал я. – Это все ложь.

– Тогда зачем тебе понадобились деньги?

– Карты. Я проигрался в карты. В Карнфорт-Холле.

– Значит, дочери доктора не существует.

– Нет, – повторил я. – Не существует. Кларисса все выдумала.

Наступило долгое молчание. Белая королева выскользнула у меня из рук и со стуком упала на доску.

– Боюсь, я тебе не верю, – сказал он.

Снова наступило молчание. Я опять взял черного коня и сжал его, словно хотел расплющить. Это была унизительная сцена, и глаза у меня защипало от слез.

– Думаю, тебе лучше все мне рассказать.

Я ничего не говорил. Я стоял к нему спиной. Я видел только доску и маленькие фигурки из слоновой кости.

– Я слушаю, Марк.

– Тебе незачем знать подробности, – сказал я. – Все уже улажено. Все кончено. Я сделал все необходимое. Тебе вовсе незачем об этом знать. Я не хочу, чтобы ты об этом знал.

– Боюсь, я тебя не понимаю. Как может быть «все кончено», если Кларисса пишет, что ты собираешься в будущем содержать в Пензансе эту женщину?

– Только несколько месяцев, – быстро сказал я, – а когда у нее родится ребенок…

Я остановился. Повисла тягостная, отвратительная тишина. Я повернулся, чтобы посмотреть на отца, увидел выражение его лица, попытался опять сосредоточиться на письме. И тут я все понял.

Кларисса не написала, что Роза беременна. Винсент рассказал ей не все.

– О боже! – Я сел, поставил локти на столик для шахмат, и несколько фигурок из слоновой кости упали на ковер. Казалось, щеки прожгут мне ладони. – О нет! – Крупные горячие слезы выступили у меня на глазах. Я плакал. – Нет, нет…

– Пожалуйста, – сказал отец. – Пожалуйста, Марк.

Я продолжал плакать.

– Думаю, тебе лучше рассказать мне всю историю.

– Нет, – сказал я. – Я не хочу тебе рассказывать. Я не хочу, чтобы ты знал.

– Но я уже знаю. У тебя было приключение с дочерью врача, и теперь у нее будет ребенок.

Я не мог слушать его голос. Я заткнул уши руками, мои слезы полились на шахматные фигурки из слоновой кости и потекли по полированной поверхности доски.

– Я даю тебе шанс оправдаться.

– Я не могу.

Как мог я ему объяснить, что хотел Розу, потому что она напоминала мне Джанну, и что я хотел Джанну, потому что мне было необходимо обладать такой женщиной, а обладать такой женщиной мне было необходимо, потому что… Я сам не знал почему. Я не понимал, почему холостяцкое воздержание было для меня невозможно. Я никогда не понимал, почему так часто хочу женщину, которая совершала бы со мной все обряды любви, даже если никакой любви и нет. Я знал только одно: чем несчастнее я был, тем труднее мне было оставаться без женщины. Моя одержимость Джанной возникла, когда я чувствовал себя подавленным, сбитым с толку и одиноким.

Отец заговорил снова. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы выслушать его и понять.

– Кто эта женщина? – Его голос был по-прежнему спокоен и серьезен, но было понятно, что он расстроен еще сильнее. – Как ты с ней познакомился?

– Случайно, в Сент-Ивсе. Она работала нянькой. У нее нет ни денег, ни родных. – Я достал платок, рука моя дрожала. – Мы встречались каждый день в течение недели.

– Ты хочешь сказать, что она приходила к тебе в гостиницу? Дочь врача? Хорошо воспитанная девушка?

– Нет, я… я снял тент для купания на пляже.

– И там у вас было приключение.

– Да.

– В течение недели.

– Да.

– Ты ввел ее в заблуждение обещанием жениться?

– Нет, я ничего не обещал.

– А теперь… ты обещал на ней жениться?

– Нет.

– Понимаю. Значит, ты пользовался ею несколько дней, погубил ее, потом решил очистить свою совесть с помощью денег, занятых у Жиля Пенмара. Ты сказал Жилю…

– Нет.

– Но ты пошел к нему, – сказал он. – Ты не пришел ко мне.

– Я не мог… я не хотел тебя расстраивать.

– Ты еще больше расстроил меня тем, что обратился к Жилю. Конечно, ты вел себя отвратительно, мне за тебя стыдно, я глубоко шокирован, но человек несовершенен; у каждого есть недостатки, каждый совершает ошибки… Я не отрицаю, что очень сердит на тебя, но постараюсь понять и простить. И труднее всего простить не твое аморальное поведение, хотя и это достаточно скверно, а твое двуличие. Ты обманул меня, лгал мне…

– Только потому, что…

– …Только потому, что у тебя не хватило мужества признаться в таком бесчестном поступке! И все же я не имею права сильно на тебя сердиться; это не только твоя вина, но и моя. Я очень старался быть тебе хорошим отцом – дать приличное воспитание и внушить определенные принципы, – но теперь я вижу, что не сумел. Я делал все, что мог, но этого, видимо, было недостаточно.