Наследство - [162]

— Очень… А скажи, Лев Владимирович не сможет нам помешать? Он не собирается к тебе вернуться?

— Да, он просил меня об этом. Он звонил вчера. Просил о встрече. Чем-то он очень обеспокоен…

XXIX КРЕСТНЫЙ ПУТЬ

Они никак не могли расстаться. Уже в подъезде ее дома, на узкой лестнице они, обтирая стены, долго целовались. Таня взбегала на несколько ступенек, но, чуть отпустив ее, он тут же ловил ее снова, они заключали друг друга в объятия, он умолял ее забыть о родителях и пойти назад — к нему. Так они поднялись до ее этажа. Еще обнимая его, она зазвенела ключами, и тотчас же навстречу ей изнутри квартиры стали открывать засовы, и Мелик должен был стыдливо укрыться на нижней площадке за поворотом и уже оттуда наблюдать, как, послав ему прощальный воздушный поцелуй, Таня проскользнула в дверь.

Он возвращался к себе пьяный по ночной опустелой Москве, смеялся, разговаривал сам с собой, вдыхая сквозь рассеивающийся городской чад летучие весенние запахи.

— Значит, врал Лев Владимирович! — торжествуя, вслух повторял он себе. — Говорил, что если смолоду с женщиной не переспишь, то и никогда уж с ней ничего не выйдет! Нет, врешь, Лев Владимирович! Плохо ты знаешь жизнь, плохо!.. Так, — сказал он немного погодя, намереваясь разом покончить с ними со всеми. — …А что такое врал сумасшедший?.. Миллионщик, убили миллионщика… дочь… деньги в банке… Ну и что? Собачатина какая-то! Бред!.. А что ему нужно было от меня?.. Я, Таня, Лев Владимирович… Сынок, искал меня всю жизнь… Он не может жениться, я должен за него жениться!.. Стоп… стоп… А уж не думает ли он, что Таня — дочь миллионщика?!!! Ха-ха-ха! Вот это да! Танька — дочь миллионщика!.. Ба-а, — сообразил он, — да ведь это же в символическом смысле!..

Ему на мгновение показалось удивительным: мог ли этот обормот возвыситься до символики? — затем он вспомнил рассуждения старика насчет Утренней Звезды и всего прочего и решил, что в этом больном сознании и Таня могла преобразиться черт знает во что. «Ну да! — обрадовался он. — Символика! Стихи о Прекрасной Даме. Прекрасная Дама — дочь миллионщика! Ура! А этот, значит, был следователем, и Гри-Гри напомнил ему кого-то, кого он в свое время шлепнул. Явился к нему как призрак. Ну да, ведь Гри-Гри прибыл сюда якобы разыскивать следы отца?! А может, мстить за своего отца? Как Гамлет! Гри-Гри — Гамлет! Ха-ха-ха!!! А Лев Владимирович тогда кто же?» — Мелик остановился, не в силах сейчас сообразить, почему опять всплыл Лев Владимирович. Все мысли его перепутались совершенно, знакомые лица кружились пред ним и говорили ему что-то многозначительно, а он не мог сосредоточиться ни на одном из них, они тотчас же дробились и уплывали прочь, но он и не пытался удержать их, зная, что все равно они, по сути, в его власти и что далеко они не уйдут, и лишь время от времени, чтобы попугать их, рывком ускорял шаг, делая вид, что гонится за ними, и тут же останавливался и хохотал сам над собой и над ними.

Так он добрался домой, к неописуемой радости своей обнаружив, что бутылка водки еще почти совсем цела, сел за стол и отхлебнул немного, понимая это так, что вот теперь он наедине с самим собой празднует свою победу. Затем оглядел постель, улыбнувшись тому, сколько народу перебывало на ней сегодня (вернее, уже вчера), подумал, что не будет сегодня ложиться спать вообще, — спать не хотелось — и отпил еще. Ни с того ни с сего у него внезапно началась икота. Чтоб умерить ее, он прилег и тут же уснул.

Наутро он был опять весело и дико пьян, и все вертелось по-прежнему: Гри-Гри, Лев Владимирович, Таня, Вирхов, кто-то еще. Голова трещала. Он выпил водки, собираясь рассудить, что же ему надлежит делать. Почему-то снова казалось необходимо обзвонить всех и что-то выяснить. «Да, надо пойти ко Льву Владимировичу, — понял он через минуту. — Он единственный разумный человек во всей этой компании. Не напиваться ни в коем случае. В тот раз все получилось очень глупо. Надо поговорить с ним по-человечески. Все станет на место. Потом, может, он и впрямь в тяжелом положении? Надо помочь старику. Да, конечно, тот раз он был очень плох. Что-то с ним происходит».

Он вышел в коридор, набрал номер. Трубку взял сосед Льва Владимировича, шофер, злой спросонок (видно, было еще очень рано).

— Нету его, — сказал шофер.

— Как нету?!

— Так нету. Я вернулся из рейса, а его нету. Уехал.

— Куда уехал?!

— Я почем знаю куда. Нету, и все.

— Врешь ты все! Я же знаю, он там около тебя стоит, зови его, зови!

— Говорю тебе, нету! Поди проверь, если хочешь. Уехал.

— Куда?!

— Куда, куда, не велел сказывать куда, — сорвался шофер. — Уехал, книгу писать будет, чтоб всякая пьянь вроде тебя ему не мешала. Тоже приятель выискался! Он ученый человек, а ты пристаешь к нему попусту. За город поехал. В уединение. Особенно, говорит, ему не говори. Понял?! Вот так.

— Ах, за город, — ошеломленный всем этим, спросил Медик. — И чтоб мне не говорить! Вот оно что! Ты как, сам его отвозил?

— А хоть бы и сам, тебе-то что!

— Уж не в Покровское ли?! — отчаянно закричал Мелик. По тому, как шофер принялся материться, ожесточенно, но с долей некоторой неуверенности, Мелик смекнул, что, пожалуй, попал в точку. Он послушал еще, выуживая из сумбурных шоферских восклицаний дополнительную информацию, и повесил трубку.