Наследство дядюшки Питера - [8]
Стоп, теперь уже близко, посторонние мысли прочь! Надо сосредоточиться. Все ли ясно в задании? Как будто, да. Корректный, пунктуальнейший капитан Гуд разъяснил все детали операции. Джон Клейтон действительно участвует в большом благородном деле. Откуда же, однако, это еле уловимое ощущение какой-то фальши?.. Ах да, те господа в лифте и в вестибюле. От них на целую милю разило бизнесом. Что там болтали они? «Искусство, химия, энергетика…» Что все это значит? И о каком наследстве шла речь? Толстяк ведь так и сказал ему: «Господин наследник!..»
Совсем недавно прогрессивные газеты подняли шумиху вокруг какой-то грязной истории с вывозом из Европы ценностей и патентов. Писали о ракете, о «престиже армии», о том, что некоторые влиятельные круги метят в наследники издыхающему гитлеровскому райху. Упоминалось даже специальное бюро, засылающее в европейские страны одетых в офицерскую форму агентов. Но какое ж, черт возьми, отношение может иметь ко всему этому он, рядовой Клейтон?! Ровно никакого. У него есть задание, которое он и выполнит, выполнит на все сто процентов!
— Готовьтесь! — Голос склонившегося к самому его лицу штурмана еле слышен за ревом моторов. — Готовьтесь. Остается три минуты полета.
Джон встает, оправляет снаряжение, лямки парашюта. Авиатор, немолодой уже, суровый офицер, с сочувствием наблюдает за ним. Нешуточное, должно быть, дело поручено пареньку, коль для доставки его послан опытнейший штурман соединения. Дай бог удачи мальчику! Нацисты не щадят схваченных парашютистов…
— Пошел! — говорит он вслух.
Джон распахивает дверцу, пальцы правой руки инстинктивно впиваются в холодную алюминиевую закраину проема. Воздух уже светлеет, но земля еще прячется в темноте. Что ждет его там, внизу? Привычным усилием воли погасив нахлынувшее волнение, преодолев сковывающий все тело страх, Джон нащупывает в нагрудном кармане жесткий прямоугольничек небольшого фото.
— Тебе не придется обращаться к мистеру Хаупу, Мэй, — шепчет он, вызвав в воображении милый образ, и, оторвав непослушные пальцы от холодного металла, решительно шагает в неизвестное.
— Вчера в Берлине они сравняли с землей еще сорок четыре квартала, — старательно разжевывая галету, флегматично произнес толстяк Шпильман. — Передай-ка сюда фляжку. Ты, вижу, готов в один присест выдуть целую пинту.
— Проклятые янки! — отозвался Фогель, протягивая товарищу зашитую в зеленое сукно баклажку. — Попадись хоть один мне в руки, я растерзаю его на части.
— И угодишь прямехонько на Восточный фронт.
— Сам гауляйтер призывал расправляться с ними, как с бешеными псами.
— Этот призыв адресован только штатским, — рассудительно заметил толстяк. — Мы же с тобой сейчас люди военные. Нашей первейшей задачей было бы взять языка для господина Рушке.
— «Языка»! — презрительно фыркнул Фогель. — За языками ходят только на фронте.
— Господин Рушке тоже нуждается в языках, — авторитетно заявил Шпильман. — Ты забыл об инструкции?
Оба помолчали, прислушиваясь к рокоту приближающегося самолета. Не без комфорта расположившись на устланном мягкой хвоей земляном валу, опоясывающем небольшой лесок, они мирно жевали сэкономленные от ужина галеты с плавленым сыром, сопровождая свой скромный завтрак глотками выменянного в соседней деревушке вонючего самогонного шнапса. Перед ними, по ту сторону неглубокого осыпавшегося рва, в седой предрассветной мгле клубились рваные клочья тумана.
— Пожалуй, нет большого преступления, что мы расположились здесь, — задумчиво проговорил Шпильман, старший в патруле. — В такую пору надо полагаться больше на слух, чем на зрение.
— А мне плевать, — буркнул Фогель. — Мне на все плевать. С тех пор, как моих засыпало в Дюссельдорфе. Проклятые янки…
— Нет, своих я вовремя переправил в деревню. Теперь только бы самому уцелеть. Пошлют на Восточный фронт — все пропадут. А их у меня пятеро…
— Бомбят и бомбят… — Серое испитое лицо Фогеля обращено кверху, в сторону гудящего уже над самой головой самолета. — Сметают целые города. Какого дьявола?! Разве не ясно, что и так нацистская посудина идет ко дну…
— Но-но, — начальственно прикрикнул толстяк. — Пораженческие разговоры… — Он поднялся, отряхнул приставшие к кургузому мундирчику хвойные иглы, пристегнул баклажку. — Пошли. Туман расходится, и не приведи бог…
Шпильман не договорил. Прямо перед ним, в каких-нибудь десяти метрах, из приподнявшейся над землей туманной пелены вынырнула человеческая фигура.
— Постой, постой! — поспешно прошептал толстяк, но его товарищ не обратил внимания на предупреждение. Привалившись спиной к сосновому стволу, он дал длинную очередь из автомата в спину откинувшегося назад парашютиста.
Человек в защитном комбинезоне рванулся вперед, упал на четвереньки и замер в нелепой, противоестественной позе. В наступившей тишине было слышно, как хлопает полотнище непогашенного парашюта.
— А если их несколько? — прошептал толстяк, отступая в чащу. — Если целый десант…
— Плевать! — не двигаясь с места, отозвался Фогель. — Проклятые янки. Всех изрешечу! Одного за другим…
Оба замолчали, прислушиваясь. Но кругом было тихо. Туман быстро рассеивался, открывая взору унылую, болотистую равнину. Кругом было тихо и безлюдно.
