Старый моряк жестом подзывает Сергея, передает ему штурвал. Присев возле разметавшегося на корме юноши, Гофман заботливо поправляет на нем сбившуюся кожанку, подкладывает под голову собственную зюйдвестку.
— Тебе не поздно еще взять верный курс, Пауль, — мягко говорит он. — Послушайся совета старого моряка, сынок. Не шути с морем, когда оно в гневе!
Пауль отвечает не сразу. Он поднимает голову, смотрит в упор на старика, затем оборачивается к майору. Что-то вроде улыбки, робкой, застенчивой улыбки появляется на его худом, бледном и совсем еще юном лице.
— Наверное, я только помешал, правда? Медвежья услуга… Вам, конечно, хотелось взять этих крыс живьем.
— Живьем бы они все равно не дались. Во всяком случае, двое из них. Ну, а третий… Не думаю, чтобы союзнички решились теперь о нем нам напомнить. Нет, Пауль, в этой сумке все, что мы здесь искали. «Наследство дядюшки Питера» не попадет к заокеанским скупщикам мертвых душ.
И майор поднимает туго набитую полевую сумку советского образца, ничем не примечательную кирзовую полевую сумку, какую можно приобрести в любой походной лавке Военторга.