Наследство дядюшки Питера - [39]

— Только что включили, — заметил Шильников. — До этого спускались молчком, по течению…

— Товарищ майор, — подал голос Кругликов. — Я понимаю, что вина моя велика, и мне…

— Вас не в чем обвинять, лейтенант. — Шильников помолчал с минуту, прислушиваясь к доносящимся с причала голосам. — Мы не имели права оскорблять подозрением офицера союзной армии. Кто мог знать, что он явился сюда за «наследством»?

— Так, значит, «наследство дядюшки Питера» не выдумка, оно существует?

— С той только разницей, что речь идет отнюдь не о подачке заокеанских доброхотов, — усмехнулся Шильников. — Бедняга пастор здесь вовсе ни при чем. «Наследство дядюшки Питера» — это легион ядовитых гадин, выпестованных гитлеровцами… Ага, вот и капитан Цапля. Включайте мотор, Ивлев, включайте!

Сергей запустил двигатель, Гофман занял место за штурвалом, и маленький катерок, быстро набирая скорость, рванулся вперед.

Погоня началась.

Позади мигнул крохотный синий фонарик — это Павел давал знать, что встал в кильватер. Он должен был идти следом, ориентируясь по кормовому фонарю, красноватый отблеск которого прыгал за катером по взвихренной винтом воде.

Сергей стоял возле штурвала, между Шильниковым и старым моряком. Намокшая под дождем шинель плохо защищала от пронизывающего сырого ветра. Он заметил, что и майор поеживается.

— Собачий холод! Каково это сейчас — окунуться в воду… Как думаете, Ивлев: кто из тех двоих мог отважиться на такое?

Кто из двоих? Перед Сергеем на минуту возникла отечная рыхлая физиономия рыжего эсэсовца, сухонькие, выхоленные ручки штурмбанфюрера… Нет, трудно себе представить кого-нибудь из них в роли отважного пловца, буксирующего катер в ледяной воде. Быть может, американец?

— Американец? — переспросил Шильников, и в голосе его Сергей уловил усмешку. — Вам следовало бы на него взглянуть. Пятидесятилетний дядя с солидным животиком.

Сергею показалось, что проговорил это майор чуть громче, чем было нужно: ведь стояли-то они совсем рядом.

«Уж не адресуются ли другому его слова?» — подумал Сергей и покосился на штурвального. Старый моряк и впрямь прислушивался к разговору. Это было видно по его фигуре — окаменевшей, настороженной, по голове, склоненной вниз и набок — в сторону говорившего.

Прислушиваясь, Гофман неотрывно смотрел вперед. По каким-то лишь одному ему ведомым признакам он время от времени круто перекладывал руль. В такие минуты сила инерции ощутимо клонила в сторону, за бортом угрожающе закипала вода.

Сергей с недоверием поглядывал на старого моряка. Кто знает, что на уме у немца? Уж очень много загадочного скопилось вокруг этого на первый взгляд прямого, бесхитростного человека. Подозрительным казалось теперь и утверждение его о трудностях плавания в устье. Ведь впереди были люди, совсем не знавшие фарватера!

Шильникову, очевидно, пришла в голову та же мысль. Когда катер резко накренился на очередном повороте, майор заговорил именно об этом.

— Вряд ли удастся им выйти в море, — громко произнес он. — Здесь, судя по всему, нужен очень хороший лоцман.

На сей раз вопрос, брошенный в пространство, не остался без ответа.

— Лоцман есть, — неожиданно проговорил старый моряк.

— Вот как? — заинтересовался Шильников.

— Лоцман есть, — твердо повторил Гофман. — Хороший лоцман. Знает устье, как свой… как пять пальцев. Спортсмен. Плавает, как дельфин… В любую погоду…

— Кто же это?

— Отец моего внука, — лаконично ответил Гофман.

Неожиданное признание старого моряка нисколько не успокоило Сергея. Шильников же отнесся к словам старика иначе. Кивком головы подтвердив, что ответ вполне удовлетворил его, он молча отошел от штурвала и присел рядом с Кругликовым на кормовой банке.

Сергей остался на месте, не спуская глаз со своего подозрительного соседа. Положение казалось тревожным. Где-то впереди, в непроглядной тьме, мчался катер с фашистскими убийцами. Матерый зверь, обманув преследователей, вырвался из кольца и уходил, уходил безнаказанно. Удастся ли настичь его? Никогда еще раньше не смущало Сергея в такой степени поведение Шильникова. Спокойная уверенность, невозмутимость майора казались необъяснимыми.

И больше всего поражало доверие, которым облек майор их странного рулевого.

ВСЕ БУДЕТ «О-КЕЙ»!

История эта была обычной в условиях нацистского режима. По законам гитлеровского райха немецкие юноши и девушки в обязательном порядке привлекались к отбыванию так называемой «трудовой повинности». Часть из них по нарядам специально созданных бюро батрачила у помещиков и кулаков, других сгоняли в трудовые лагери. Советскому человеку трудно представить себе обстановку, создаваемую в этих лагерях. Свирепая муштра сочеталась с самой дикой распущенностью, жестокость возводилась в ранг добродетели, предательство всячески поощрялось. Воспитать в подрастающем поколении слепых исполнителей «великих» замыслов фюрера, исполнителей, свободных от «предрассудков», — такую задачу ставили себе нацистские заправилы.

В одном из этих лагерей и пересеклись пути Пауля Беккера и Кристины Гофман, любимой дочери старого моряка. Вскоре по возвращении домой Кристина родила белоголового мальчишку. Но он и был и не был сыном Пауля. Для таких, как он, нацисты изобрели специальный термин: «ребенок фюрера». По отзывам людей, знавших Пауля с детства, он был прежде неплохим юношей. В отличие от своего отца, штрейкбрехера и доносчика, он считался добрым товарищем, верным другом. Все сходились на том, что мальчик пошел в мать — отзывчивую, религиозную женщину, известную своим кротким нравом. Но воспитатели из «Гитлерюгенд» не зря считались мастерами своего дела. Они умели подчас сыграть и на благородных струнках доверчивой юношеской души. Характер Пауля ничуть не смутил их. Что ж, фюреру требуются не только палачи-эсэсовцы, ему нужны и просто солдаты. Особенно такие выносливые парни, как этот молодой атлет!