Наследники - [101]
Страшное дело.
Вскоре плач и смех стихли, но стало только хуже — она заговорила, и Джек пожелал, чтобы Рональд Клейтон был жив... чтобы можно было предать его очень медленной смерти.
— Я для папы старалась. Вот как это было. Отчасти понимала, что делаю что-то дурное, особенно когда бывало больно, но выбора не было — папа велел. Ведь это же, в конце концов, мой папа... Который меня любит. Не заставит совершать плохие поступки. Только не мой папа.
Тон ровный, бесстрастный, словно навсегда целиком порваны эмоциональные связи с девочкой, о которой шла речь.
Вззззз! Следующие фотографии отправились в машинку.
— Вот в чем настоящая гнусность. Хуже самого извращения. Он взял родную дочку, которая на него полагалась, доверяла ему, уважала, и, воспользовавшись ее доверием и зависимостью, вынудил делать перед фотоаппаратом то, что ему требовалось. Такая у педофилов натура: они наслаждаются властью над слабыми маленькими детьми, возможностью лишить их невинности, принуждая ко всякой мерзости.
Вззззз!
— Мерзости я в то время, конечно, не понимала, хотя что-то нехорошее чуяла, потому что мне настрого запрещалось об этом упоминать. Сеансы годам к десяти прекратились. Видно, я слишком выросла. Видно, прочие участники взаимного обмена картинками предпочитали девочек младше десяти. В любом случае больше съемок не проводилось, и... поверите?.. я горевала. Гадко, да? Не из-за того, чем занималась, а оттого, что больше не интересовала отца. Он никогда не проявлял ко мне никаких теплых чувств, ни малейшей заботы... мало сказать чужой, безразличный, равнодушный... но хотя бы когда... я проделывала, что было велено, с Томасом... или одна... уделял мне внимание. Потом и этого не стало. Можете себе представить?
Нет. Даже близко невозможно представить. Джек чувствовал закипавшую ярость при мысли, что кто-то заставил бы Вики заниматься тем, что он мельком увидел на нескольких снимках, подавляя желание броситься к телефону, позвонить, убедиться, что она в безопасности дома с Джиа.
Вззззз!
— Со временем я поняла, в чем участвовала. Пыталась внушить себе, будто ничего подобного не было, будто я все выдумала, увидела в страшном сне, только знала, что не сумела бы такого выдумать. Разве можно придумать подобные извращения? Нет... это было на самом деле. Поэтому постаралась забыть, просто из головы выбросить, и довольно успешно... пока не повзрослела. Как-то ночью проснулась оттого, что Томас схватил меня за грудь, предложил позабавиться, «как обычно». Удалось его вышвырнуть, но прошлое подтвердилось, вернулось. Я стала на ночь класть нож под подушку.
Джек совсем не хотел знать подробностей, но как ее остановить? Кроме того, она вовсе не с ним говорила. Обращалась в пустое пространство. Вместо него вполне мог сидеть манекен.
Вззззз!
— Надо было уйти. Только как это сделать? На жизнь в таком возрасте не заработаешь, а от него я брать ничего не хотела... совсем ничего. Знаю, вы, разумеется, думаете, не проще ли было бы обратиться к властям... — Она замолчала, взглянула на Джека. На губах промелькнула кривая мрачная усмешка. — Ну, другой на вашем месте подумал бы. Абсолютно исключено. Разоблачить и опозорить Рональда Клейтона значило и себя опозорить. Выставить фотографии на публичное обозрение. Даже сейчас при такой мысли мне хочется забиться в нору... Вообразите, что означает подобная перспектива для молоденькой девушки. Я хочу сказать, тинейджеры прячутся, даже когда у них прыщик на подбородке выскакивает. Открыто признаться в своих «прегрешениях» просто немыслимо... Кто бы поверил, что я совершала их не по собственной воле?
Вззззз!
— Поэтому я принялась за работу. То есть по-настоящему. Не испытывала никаких плотских желаний, чувствовала отвращение при любом прикосновении мальчика или девочки, превратилась в книжного червя. Буквально поселилась в публичной библиотеке, училась, училась, училась. Получала только высшие оценки. Нашла книжку для родителей о подготовке детей к дальнейшей учебе. Ну, меня никто ни к чему подготавливать не собирался, пришлось готовиться самостоятельно. И я своего добилась. Прошла полную академическую подготовку к колледжу университета Южной Каролины. Получила возможность уехать из дома. Улетела в августе перед началом первого учебного года и никогда назад не оглядывалась. Вчера вечером впервые с тех пор переступила порог.
Вззззз!
— В колледже работала и изо всех сил училась. Нашла на лето место в курортной гостинице с комнатой и питанием в счет платы. Поступила в медицинскую школу. Полностью оплатить учебу невозможно, хотя деньги будущим врачам охотно ссужают. Поэтому по уши влезла в долги, которые предстоит выплачивать еще лет десять, как минимум. И все-таки я это сделала. Преодолела. Потому что твердо решила не превращаться в жертву. Знаете, говорят, успех в жизни — лучшая месть. Ну, может быть, я не добилась особых успехов, однако живу. Причем самостоятельно. Это и есть моя месть. Я не стала его жертвой. Когда-то он имел надо мной власть, но больше не имеет.
Вззззз!
— Впрочем, я еще не сполна отомстила. Со временем задумалась о смерти своей матери... действительно ли это был несчастный случай. Не знаю, унаследовал ли он ее деньги, получил ли крупную страховку, вообще ничего не знаю о его финансовых делах, знаю только, что при маме никогда не осмелился бы предаваться своим извращениям. А когда ее не стало, свободно делал что угодно со мной и с Томасом. Вот как я мечтала ему отомстить: найти какие-нибудь доказательства грязной игры и засадить в тюрьму, где он лишился бы всякой власти, сам оказавшись во власти других. Теперь это невозможно, конечно.
