Наследники - [100]

— Я нашел сейф, который открылся ключом. — Джек смотрел в сумку, словно вдруг обнаружил внутри что-то очень интересное.

— Ну?

— Все его содержимое лежит теперь здесь.

По-прежнему не глядя на Алисию, полез в сумку, начал вытаскивать плотные желтые конверты — с полдюжины или вроде того, — выкладывать на стол.

— Что же там?

Он, наконец, взглянул на нее. И почти прошептал:

— Фотографии.

Окружающее вдруг утратило формы и краски. Алисия очутилась в кресле, чувствуя слабость и тошноту.

— Вам плохо?

Джек направился к ней вокруг стола.

Она махнула дрожащей рукой, не отвечая ни да ни нет, даже головой не качая. Невозможно. Просто пусть остается на месте, не подходит, не приближается, чтоб никого не было рядом с ней.

Он остановился, пристально на нее глядя.

Потом вернулось дыхание, глубокие вдохи позволили утихомирить желчь, грозившую целиком затопить комнату. Она себе приказывала успокоиться, успокоиться...

Но разве можно успокоиться, когда тут же, в комнате, лежат эти... снимки, которые, может быть, видел Джек, точно видел, зачем ему иначе прятать глаза и ужасно смущаться? Он знает, о господи, знает!

Хуже того, теперь она сама их может увидеть. Если захочет... если посмеет...

Она никогда их не видела, никогда даже вообразить не осмеливалась, что они собой представляют, потому что это воскресило бы воспоминания о тех часах, днях, месяцах на кровати или на диване в подвале, когда папочка велел ей проделывать всякие вещи с Томасом и Томасу с ней проделывать всякие вещи, которые иногда причиняли ей боль, а папочка без конца фотографировал, фотографировал...

Она сделала последний глубокий вдох, задержала дыхание, заставила себя взглянуть на него:

— Вы их видели?

Джек кивнул.

Разглядывал? Любовался? Боже мой, давно они к нему попали? Что он о ней теперь думает?

— Все?

— Нет. Пока не сообразил, что это... кто... Да еще убедился, что в конвертах ничего больше нет. Простите, Алисия... Я...

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем вы их сюда принесли? Зачем вы со мной это сделали? Что с ними собираетесь делать?

— Я ничего с ними делать не собираюсь. — Он вытряхнул из фирменной сумки широкую коробку. — Сами делайте что хотите.

Поднял коробку повыше, чтобы можно было прочесть этикетку на верхней крышке.

Алисия прищурила покрасневшие глаза:

— Машинка для резки бумаги?

— Правильно. — Джек ткнул пальцем в конверты: — Здесь не только снимки, но и негативы. Я вполне мог бы их сжечь и какое-то время серьезно об этом подумывал. Но пришел к заключению, что вам самой захочется сделать из них конфетти.

Он вытащил из коробки машинку, поставил перед ней, сунул вилку в розетку.

— Почему вы так хлопочете ради меня?

— Почему бы и нет? Мне все время казалось, будто что-то вас тяготит. Никогда не догадывался, какое тяжелое бремя.

Она потупила взгляд:

— Мне так стыдно.

— Чего?

— Как вы можете спрашивать? — Тон невольно повысился, только нельзя терять контроль над собой, только не здесь, не сейчас. — Вы же видели. Господи боже, что теперь обо мне думаете!

— Думаю, вам себя не в чем винить, если речь идет об этом. Точно так же, как нельзя винить избитого ребенка за полученные синяки. Это называется детским порно — чертовски лицемерное выражение. Назовем своим именем: снимки насилуемых детей. — Джек схватил один конверт, сунул ей. — Давайте. Пора с этим покончить.

Алисия заставила себя протянуть руку. Рука остановилась на полпути к конверту, словно наткнулась на невидимую стену. Стену удалось пробить, пальцы схватили, выдернули конверт.

Он включил машинку, отступил назад. Послышалось, как в щели наверху заработали лезвия.

Она сумела прикоснуться к конверту, но когда дело дошло до содержимого...

— У вас все получится, — твердо сказал Джек.

— Это ничего не решает, — возразила она. — По всей стране в разных коллекциях хранятся сотни отпечатков. Он их обменивал на фотографии других детей.

— Но эти надо уничтожить. Никто их не увидит. И с уничтоженных негативов новых не напечатает. Пожалуй, не столько практичный, сколько символический жест, однако, Алисия, это только начало.

Она на него посмотрела и чуть не расплакалась. Как можно было недооценивать этого человека?

Да, начало.

Впервые в жизни у нее есть возможность распоряжаться снимками. И негативами. С ними можно сделать одно — уничтожить.

Алисия полезла в конверт, вытащила три-четыре фотографии восемь на десять, цветных, глянцевых — нет, не взглянула, — сунула в щель машинки. Та зажужжала, замолола, потом снизу посыпались стружки, скручиваясь в ком бумажной лапши.

Да! Получается. Изображения уничтожаются, распадаются на сотни клочков. Только сумасшедшему придет в голову складывать их обратно, и чем больше растет ком, тем трудней это сделать. На восстановление единственного снимка уйдет сотня, нет, тысяча лет.

Чувствуя себя словно под освежающим душем, она выхватила из конверта следующие фотографии, принялась скармливать крутящимся лезвиям. По щекам текли слезы, Алисия слышала собственный смех.

Ох, как хорошо... прекрасно!

12

Вззззз!

Женщина в слезах — уже плохо. Никогда не знаешь, как быть в таких случаях. Что делать? Что говорить? А уж когда женщина плачет и одновременно