Наследники предтеч. Поиск пристанища - [2]

Всё-таки это два разных мира: мир людей и мир природы. Вот и сейчас: внизу холодная война, а здесь простая, обычная жизнь во всей её красоте. Ещё вчера я заметила, что деревья стали расти реже, и теперь окончательно в этом убедилась. Нет, кроны разошлись не настолько, чтобы пропускать вниз намного больше света, но заметно при необходимости перебраться с одной на другую. Если раньше до ветвей соседнего растения удавалось просто дотянуться, то сейчас приходилось прыгать или спускаться ниже, туда, где молодые или более низкие деревья закрывали промежутки. Да и их видовой состав сменился. Не характерный для обычных джунглей, но и не подходящий для болотной местности. И, хотя всё ещё большую часть занимали привычные мне виды, почти треть деревьев оказались незнакомыми.

Набрав как уже известных, так и новых фруктов, я спустилась на землю в поисках старого поваленного ствола, в коре и древесине которого можно найти вкусных и крупных личинок, и уже через несколько минут сковырнула первый слой трухлявой коры с «лесной столовой». Лакомясь и складывая излишки в до трети засыпанную трухлявыми обломками вторую, ещё не занятую ёмкость, услышала шорох и, насторожившись, юркнула в ближайшие заросли папоротников, где и притаилась, напряжённо прислушиваясь и приготовившись убегать на дерево. Но, убедившись, что это всего лишь женщина из нашего каравана с корзиной в руках, облегчённо вздохнула. Не заметив меня, она подошла к большой яме или, скорее, неглубокому оврагу, спустилась туда, но уже через пару минут выбралась обратно и быстрым шагом, почти бегом, удалилась в сторону лагеря. Мне показалось, что что-то внизу напугало женщину, поэтому я не спешила вылезать из укрытия. Подождав несколько минут и убедившись, что непосредственной опасности нет, осторожно подобралась поближе. В овраге всё выглядело спокойно, тёк мелкий ручей, чуть сбоку от которого возвышался свежий холмик из жухлой листвы, земли и застарелых ошмётков красного мха. Небольшой такой холмик, овальный, по размерам как раз подходит для детской могилы. Не выдержав, я решила подтвердить неприятные подозрения и, спустившись, разгребла верхний слой.

В могилке лежал заживо погребённый ребёнок-полукровка и молча смотрел на меня своими молочными, ещё не определившегося цвета глазами. Я скрипнула зубами — вот что меня всегда раздражало, так это нежелание некоторых самим выполнять грязную работу. Решив избавиться от плода неестественной и, скорее всего, даже нежеланной связи, неужели они думают, что оставить новорождённого умирать от голода, холода и хищных животных гуманнее, чем собраться с волей и убить самим? И ведь потом, чаще всего, даже совестью не мучаются. Но я-то не могу оставить умирать медленной смертью беспомощное существо, тем более ребёнка. Зарезать или придушить? Я с сомнением покосилась на ручей. Или, как вариант, утопить? Нет, всё-таки, думаю, лучше задушить. Погладив мальчика по редким волосам, я положила руку ему на шею, но в последний момент остановилась. Он, конечно, худоват, но выглядит здоровым. Ни на монстра, ни на тролля не похож. Ну, отличается от лягушачье-человеческих детей того вида, к которому относится его мать, зато очень даже похож на земного ребёнка. Может, стоит дать ему шанс? Вдруг его отец до болезни хоть в чём-то был похож на Дмитрия? Отойдя от младенца и выбравшись из ямы, я задумалась. Если оставить ему жизнь, то как за ним ухаживать? Хватит ли у меня молока на двоих? Ещё поколебавшись, решила попробовать, и, спрыгнув обратно, взяла прохладное тельце на руки. Как много изменилось в душе после вторых родов: теперь я почти не способна воспринимать его человеческим ребёнком. Отогреваясь, мальчик пару раз неуверенно хныкнул, но, к моему облегчению, реветь не стал. Зато доказал, что он, в отличие от Рыси, способен оправляться самостоятельно. По крайней мере, по-маленькому. Ополоснулась сама и обмыла ребёнка в ручье, после чего обтёрла его мягкой травой. А ещё через несколько минут убедилась в том, что сосательный рефлекс развит нормально, и от моего молока мальчик нос не воротит. Пусть живет. У Рыси братишка будет.

Выкинув собранных личинок, я постелила в корзинку травы и уложила туда младенца. На мгновение заколебалась, правильно ли поступаю, лишая других возможности самим решать — жить или умереть их ребёнку. Я ведь тоже когда-то делала такой выбор. И лично ликвидировала собственных детей-уродцев. Нет! Если мать способна выкинуть, но не способна подарить младенцу быструю смерть… нет, такая женщина не достойна права выбора.

В лагерь я возвращалась понизу, опасаясь растрясти и без того настрадавшегося мальчика, и сразу же полезла к себе. Накормила Рысь и мальчика. Убедившись, что молока на двоих хватает, я провела необходимые гигиенические процедуры и, поставив рядом, крепко закрыла обе корзинки с младенцами. На мгновение подумала, не положить ли детей вместе — теплее будет, но тут же отбросила эту мысль: всё-таки мальчик больше моей Рыси почти в пять раз, вдруг случайно задавит.

Потом снова поднялась в кроны и быстро заполнила корзины, предпочитая плоды покрупнее, поскольку время поджимает — тут уж не до разносолов. Благодаря непривередливости успела вернуться ещё до отплытия и решила в оставшееся время пройтись вдоль берега.