Наследники минного поля - [50]

— Вот это и есть наше юное дарование? — спросил хозяин с тонным полупоклоном. — Прелестно, прелестно. И во что же вы, деточка, умеете играть?

— А во всё, — бесшабашно ответила Света.

Только когда стали делать ставки, Света поняла, что наконец-то попала в правильное место. У неё таких денег быть не могло. И когда дошло до неё, к ней все обернулись, как ей показалось, с ехидцей. Она скромненько выложила на стол три золотых империала и с удовольствием обозрела собрание. Собрание, бровь не поведя, умудрилось выразить впечатление одними флюидами. Но этих флюидов было достаточно, чтоб наэлектризовать комнату.

Она легко проиграла, и со смущённой улыбкой выложила на беленькую скатерть еще шесть золотых. Теперь, она чувствовала, игра начнется всерьёз. И ещё чувствовала, что ей позволят унести с собой весь выигрыш. На этот раз.

Только она не представляла, сколько же это получится. А когда сообразила — усомнилась: так-таки позволят?

— Ах, зелёные глаза, вы нас всех очаровали! — предупредительно склонился над ней хозяин, подавая ей тугой кирпичик денег и аккуратно уложив сверху столбиком её девять золотых. — Прикажете ещё?

— Нет, спасибо. Мне завтра в школу, — нахально ответила Света.

— Разумно, разумно. Кто увлекается — тот теряет всё, — улыбнулся хозяин, провожая её к дверям. И уже на площадке до Светы дошло: он же седой! Седой. Ну и что, почему обязательно тот Седой, что её искал… мало ли бывает совпадений. Но она знала: ой, нет, не совпадение.

И, когда через квартал услышала за собой шаги по тёмной улице, наклонилась подтянуть чулок и достала парабеллум. На Александровском проспекте было пусто: люди не любили гулять по темноте, и тому осенью сорок пятого были свои причины. На улицах лютовала шпана, мелкая и крупная. Могли зарезать, могли и похуже что-нибудь сотворить.

Но на проспекте было тихо. Справа тянулся хрустящий листьями садик, совершенно невинный теперь. Виселицы давно убраны. Не сразу, но вскоре после того, как с них же сняли румын, пойманных на улицах и повешенных в первый день после освобождения.

Теперь Света бежала, и тот, за ней, бежал тоже. Было слышно по топоту, что один.

— Стой, падла!

Она метнулась через дорогу к садику, и сзади шарахнул выстрел. Она была уже во влажных царапучих кустах. Это было как в страшном сне: вот-вот окажется, что не можешь ни бежать, ни шевелиться. И когда захрустели ветки за спиной, Света в отчаянии развернулась и разглядела темную тень: огромную, качающуюся, тоже из страшного сна. И, боясь только зажмуриться, нажала курок. Парабеллум убедительно тряхнул отдачей руку. Это был не сон, она могла бежать.

И бежала теперь в противоположную от дома сторону, за угол, на Троицкую. Сзади было все темно и тихо, никто за ней не гнался. На выстрелы, пусть даже на Александровском проспекте, население Одессы реагировало теперь философски. Через несколько кварталов она убедилась, что за ней никто не идёт. Тогда она вернулась домой и тихонько открыла дверь.

Андрейка спал, как всегда, с головой под подушкой, тетя Клара работала в ночную смену. Света сложила на завтра нужные тетради. Будет контрольная по алгебре, это она почему-то помнила. Сунула выигрыш и монеты в ящик с бельем. Думать, что теперь будет, не хотелось. Но, если её тогда не застрелили вместе с Гавом, то, значит, надо и дальше жить. Она пробовала жить и не убивать, до целых пятнадцати лет протянула. А дальше бы не протянула, если б не дяди Пашин парабеллум. Он ещё пах выстрелом, и от этого запаха Свету вырвало прямо на пол. Но Андрейка очень крепко спал.

А когда тетя Клара пришла под утро, спала и Света. Тоненькая её ручка была закинута за русый затылок, а лицом она по-детски уткнулась в подушку. Пол был чисто вымыт, и тетя Клара умилилась: славные растут ребята. Работящие.

ГЛАВА 13

Что только не продавалось на базаре в то невероятное время! От неизбывных семечек до трофейных велосипедов! Только не слишком дорого стоили те велосипеды в сравнении с семечками. Город хотел жрать — до одури, до стона, и казалось, что так уж будет всегда.

Света твёрдо решила выигранные деньги тратить только на еду, а на что другое — ни-ни! Больше выигрышей не будет, она это понимала. Она в такие игры не играет. Будет она тише воды — ниже травы, ходить — только в школу и больше никуда, да и то не одна, а с Лёлькой из тридцать девятой квартиры. И внешность — надо придумать, как изменить. Была бы она мужиком — наголо бы побрилась и усы бы приклеила, а девочке — как? К тому же советской школьнице? Андрейка, посланный Светой на рынок, пропадал полдня и вернулся, ругаясь:

— Ну ты даешь, ну с тобой свяжись только! Чтоб меня покрасили, я весь город обшарил… Э, ты чего над собой учудила? Только на человека стала похожа, и на тебе!

Света, ещё пахнущая парикмахерской, была острижена так коротко, как только удалось уговорить парикмахера дядю Нёму с Садовой. А того — как и всякого истинного художника, тирана по натуре — пришлось уговаривать долго. Потому что было у дяди Нёмы нерушимое кредо:

— Меня интересует ваша голова, а какие в ней идеи — можете свободно оставить при себе.

И если уж дядя Нёма считал, что Свете не стричься надо, а, напротив, отпустить локоны ещё на ладошку длиннее — то спор грозил затянуться на всё время, пока локоны на эту длину таки не отрастут. Тем более, что в дискуссию с великой охотой включилась вся парикмахерская, особенно почему-то кассирша с родимым пятном на полщеки. Поэтому огрызаться на братца у Светы уже не хватало стервозности.