Наследники Хамерфела - [8]

Когда прислуга покидала спальню, сопровождая уход множеством непристойных жестов, он остановил одного из лакеев.

— Сходи в мою гардеробную, Руйвен, и принеси оттуда корзину.

Человек пошел исполнять приказ, и, когда он вернулся с огромной корзиной в руках, герцог приказал:

— Оставь ее здесь. Да, возле кровати. Теперь — уходи.

— Спокойной ночи, господин и госпожа. И многого вам счастья, — произнес, расплывшись в широкой улыбке, слуга, после чего быстро удалился.

Эрминия с любопытством посмотрела на корзину, прикрытую полотенцем.

— Это мой настоящий свадебный подарок тебе, — мягко сказал герцог. — Я знаю: драгоценности для тебя — ничто, поэтому лично постарался подыскать для тебя то, что, надеюсь, понравится тебе чуть больше.

Эрминия почувствовала, как щеки ее опять залились краской.

— Мой господин, пожалуйста, не подумайте, что я неблагодарная, просто я не привыкла носить драгоценности, а они такие тяжелые… я ни за что не хотела вас обидеть…

— О чем ты говоришь? Обидеть — меня? — произнес он, нежно обнимая ее за плечи. — Неужели ты думаешь, что я хочу твоей любви в обмен на дорогие побрякушки, которые подарил тебе, девочка? Да, я очень польщен, что для тебя муж большее сокровище, чем все свадебные подарки. Сними же их наконец.

Со смехом он расстегнул тяжелое золотое колье с изумрудами и помог снять его, услышав при этом, как облегченно вздохнула Эрминия. Вслед за колье на столик легли массивные браслеты. После этого Раскард спросил:

— Теперь ты посмотришь мой второй подарок?

Девушка села на кровати и с любопытством подтянула к себе корзину. Сдернув полотенце, она удивленно и радостно вскрикнула, опустила руки в корзину и вытащила большого лохматого щенка.

— Какой он милый, — воскликнула она, прижимая его к груди. — Спасибо, дорогой!

— Я рад, что он тебе понравился, радость моя, — улыбаясь, произнес Раскард, а она обняла его и восторженно поцеловала.

— Его уже как-нибудь назвали, господин мой?

— Нет, я подумал, что ты сама захочешь дать ему имя, — ответил Раскард, — но у меня-то имя уже есть, и ты называть меня соответственно должна, дорогая.

— Тогда, Раскард, большое тебе спасибо, — смущенно произнесла она. — Можно мне назвать его Ювел, потому что он мне дороже любых ювелирных украшений?

— Ее, — поправил Раскард. — Я подарил тебе девочку, они добрее и более уравновешенные, поэтому их можно держать в доме. Я подумал, тебе понравится собака, которая все время сидит рядом, а кобель — тот будет убегать и рыскать по окрестностям.

— Она просто прелесть, и имя Ювел девочке подходит даже больше, чем мальчику, — сказала Эрминия, нежно обнимая сонного щенка, шелковистая шерсть которого была почти в тон ее волосам. — Это самая ценная из всех моих драгоценностей, и я буду нянчить ее как ребенка, пока у меня не появится свой.

Она качала щенка, что-то тихо напевая ему, а Раскард умиленно на нее смотрел, думая:

«Да, она будет хорошей матерью моим детям, она добрая и любит малышей».

Он положил щенка в корзину, и Эрминия с готовностью упала в его объятия.

Лето пролетело быстро, и вот окрестности Хамерфела вновь покрылись снегом. Ювел выросла из неуклюжего щенка с толстыми лапами и висячими ушами в гладкую собаку благородной осанки и постоянно сопровождала юную герцогиню во всех ее прогулках по замку. А у герцогини тем временем крепла уверенность, что она справится с обязанностями, накладываемыми на нее новым положением, а также, что брак ее — счастливый, и от этого она становилась еще прекрасней. Теперь Эрминия если и вспоминала с тоской своего товарища по детским играм, то делала это тайком, но с полной уверенностью, что ее муж скорбит об Аларике не меньше.

Однажды утром, когда они, как всегда, вместе сели завтракать в комнате на верхнем этаже замка, откуда открывался вид на долину, Раскард посмотрел вниз и сказал:

— Дорогая, у тебя глаза получше, чем мои. Глянь-ка, что это там?

Она подошла к окну и взглянула на промерзлые, обледенелые скалы, среди которых с большим трудом преодолевал путь наверх маленький отряд.

— Там всадники, семь или восемь человек, и у них знамя — черное с белым, но герба я разглядеть не могу.

Невысказанным осталось моментально охватившее ее предчувствие надвигающейся беды, и как бы в продолжение ее слов муж тревожно добавил:

— Со времени нашей свадьбы мы почти ничего не слышали о Сторне, любовь моя.

— Уж не думаешь ли ты, что он направляется к нам с подарками к свадьбе?

— Нет, не думаю. Вряд ли он пришлет серебряную тарелочку ко дню рождения нашего сына, — произнес Раскард. — Уж больно мирно пролетели эти дни. Интересно, что он задумал?

Посмотрев на просторное платье, которое теперь носила жена, герцог о чем-то задумался. Эрминия же при упоминании о сыне отрешенно улыбнулась.

— К следующему новолунию наш сыночек будет уже с нами, — сказала она, глядя на лиловый диск луны, висящий в дневном небе. — Захват Аларика был последней акцией Сторна, может быть, он ждет твоего шага в этой игре или же и сам устал от вражды.

— Если он жаждет мира, ему достаточно вернуть тело Аларика, — произнес Раскард. — Глумиться над мертвым из мести — бесчестное занятие, и лорд Сторн знает это не хуже меня. А что касается его усталости от войны, то я поверю в это, когда на льдах Стены Мира начнет расти клубника.