Наследники господина Чамберса - [12]

Сын не верит своим глазам. Он посылает вторичную просьбу, приправленную соответствующими аргументами — весьма сильными, на его взгляд.

На это письмо он не получает ответа.

Мэтр Дидье был уроженец Шампани, а шампанцы во все времена славились упрямством. Отец шел на любые расходы, чтобы сделать из сына человека (как он себе его представлял), он соглашался на всевозможные уступки, но сын (тоже шампанец!) всем этим пренебрег и поступил по-своему. Мог ли после этого отец материально поддерживать его? Кроме того, ножовщик полагал, что, приперев к стенке упрямца сына, поставив его в безвыходное положение, он собьет с него спесь и рано или поздно заставит уступить своим требованиям. И, наконец, Дидро-старший имел в Париже знакомых и доверенных лиц, которым дал наказ: следить за каждым шагом своего дерзкого отпрыска и, если тому станет совсем невмоготу, поддержать его.

Итак, мэтр Дидье стал в позицию выжидания и, за неимением выбора, решил следовать принципу «чем хуже — тем лучше».

Иными глазами на все это смотрела мать. Сердобольная мадам Анжелика не могла понять высоких принципов мужа — она жалела своего бедного Дени. Не сумев переубедить упрямца мужа, она решила действовать тайно от него. Экономя каждую копейку, она сберегла несколько ливров из хозяйственных денег и отправила их сыну с преданной служанкой Эллен Брюле.

Старая женщина не пожалела своих бедных ног.

Шестьдесят лье туда — шестьдесят обратно. Пешком.

Этому трудно поверить, но это было...

Она пришла в самый критический момент. Как возликовал юный Дидро, увидя ее! Он целовал ее без конца, подбрасывал как перышко в воздух, без конца расспрашивал о доме...

Эти несколько ливров, к которым верная Эллен прибавила свою лепту, спасли его на какой-то срок: он заплатил за комнату и целую неделю обедал в кафе...

Потом Эллен Брюле пришла, вторично.

И еще раз.

Третий оказался последним.

Отныне связь с родным домом была порвана полностью—• блудный сын должен был рассчитывать только на свои силы.

—      Тогда слушайте. Вы ведь, кажется, тонзурованы?

—      Было дело, — вздохнул Дени, — но тонзура давно заросла.

—      Это я вижу. Но, будучи духовным, вы ведь составляли проповеди?

—      Разумеется.

—      Тогда немедленно бегите на улицу Бак, в миссию. Там для вас найдется работа.

На улице Бак было шумно; взад и вперед бегали люди, паковали какие-то ящики и свертки. Человек в черном камзоле и очках, к которому направили Дени, был миссионером, отбывающим в Мозамбик для обращения туземцев в католичество.

Черный человек с сомнением посмотрел на Дени.

—      Дело крайне спешное. Через два дня отъезд. Могли бы вы к этому времени сочинить шесть проповедей?

Только шесть? Да он готов хоть двадцать шесть!

Он робко спросил:

—      А... какова будет плата?

—      Если справитесь к сроку — триста экю4.

Триста экю!.. Целое состояние для человека, которому не на что купить хлеба...

Без лишних слов Дени отправился к себе на мансарду. И вот сомневающийся в бытие божьем сочиняет за сутки шесть отличных проповедей, в которых строгий заказчик не в состоянии изменить ни знака!..

Триста экю — изрядная сумма, и растянуть ее можно-было бы надолго.

Но Дени не умеет растягивать. Да и не хочет. После длительного воздержания — несколько дней веселого пира. Затем он берет к себе на чердак двоих бездомных, с которыми делит свой рваный тюфяк и остатки от заработанных экю...

Нужда снова стучит к нему в дверь.

Проповедей больше никто не заказывает.

Но тут подворачивается еще более удивительный случай, которым грех не воспользоваться...

У мэтра Дидье, среди его парижских знакомых, которым он поручил негласно наблюдать за сыном/был дальний родственник кармелит , брат Ангел, родом из Лангра. Это был жадный и хитрый монах, метивший на высокую должность в одном из кармелитских монастырей. Дени иногда заглядывал в его обитель, но у алчного брата разжиться было трудно: на душеспасительные советы тот был горазд, на деньги же — страшно прижимист. Ничего не мог вытянуть из него бедный Дидро.

И вдруг его осенила идея.

Он заметил, как брат Ангел печется о судьбах своего ордена, как он опечален, что все меньше находится желающих вступить в стены кармелитского аббатства.

О, на этом можно было неплохо сыграть!

В следующее свое посещение Дени с самым невинным видом заявляет, что он устал от рассеянной жизни и понял всю ее бессмысленность. Он хотел бы обрести тихую пристань, дабы предаться постам и молитвам, и тем спасти свою грешную душу...

Брат Ангел в восторге.

Он сразу соображает, сколько можно будет вытянуть денег из богатого и богобоязненного мэтра-Дидье, если бы удалось обстряпать это дельце!

—      Друг мой, — проникновенно говорит он, — вы ищете обитель? Найдете ли вы лучшую, чем монастырь кармелитов? Наш орден славен своим благочестием — вы получите у нас все, чего ищет ваша душа!

Дени делает вид, что погружен в раздумье.

Да, может, брат и прав. Он почти убедил. Действительно, лучшего убежища, пожалуй, не найти... Но — он должен быть откровенен с братом — есть обстоятельства, которые мешают ему вступить в орден. Во-первых, это долги; может ли он распрощаться со светом, не уплатив их? Затем — это женщина. Он краснеет от стыда, но должен признаться, что состоит в греховной связи. Может ли он бросить несчастную, не предоставив ей некоторой денежной компенсации за утраченную любовь?..