Наследники - [12]

Вспышка. Еще одна. Когда же они отвяжутся! Прикрываю лицо сумкой и прячусь от глупых вопросов в уютном зале. Звучит тихая музыка. Начинаю понимать, почему мама столько лет прятала нас. Но Эдди умиляется титулом «сын-наследник». Даже Элис собачкой на поводке ходит, лишь бы не оказаться «не в невестах». Однажды с лекций на час раньше приехали. Эдди в профессорском колпаке, обмотавшись шарфом и нацепив очки, как у Фрэнсиса Бойла, с раскрытой книгой шагал по коридору, цитировал вслух мыслителя, и вовсе не слышал, как Элис причитала:

— Джес приглашает покататься на лыжах, поехали, будет весело.

Эдди не реагировал. Элис кривила губы:

— Урод.

Затем говорила внятнее:

— Клятвенно обещаю, что друзья с интересом выслушают твои идеи.

Распознав в речи невесты столь важное «готовы выслушать», Эдди отвлекся от чтения и переносицей поправил съехавшие очки. Книжка тут же оказалась в руке охранника.

— Правда? — поинтересовался он. — Тогда нужно доклад готовить. Времени мало. Если что, я у себя, — сказал мой брат и Элис неожиданно впечаталась в закрытую дверь его комнаты.

Криста. Студентка

— Какая она? Твоя мама?

Альберта замялась.

— Маман? Тебе интересно?

— Да…

Подходит Фома и в окружении друзей. Сам он в кожаных штанах, длинные волосы распустил и куртку снял — татуировки рассыпаны по всему телу.

— Знакомьтесь, Альберта, — представила я подругу. — Патрик, Морган.

— Морган на звуке и примочках, — пояснил Фома. — Патрик — на вокале и ритм-гитаре.

Альберта рукой задела бокал с пивом. Пенистый напиток медленно расползся по деревянной столешнице.

— Вы, правда, играете не радийные хиты? — спросила она излишне кокетливо.

Морган почесал подбородок и отступил в тень. Патрик пригладил пепельные волосы — примялись, и двинулся моей подруге навстречу. Альберта едва приметила его, тут же дар речи потеряла. И бирюзовые глаза от радости заслезились. Она запрыгнула на табурет и влезла локтем в пенную лужу.

— Ваш напиток пролился, — сказал Патрик и рукав футболки сполз с его плеча.

— Интересная картинка, — скромно заметила Альберта, взглядом показывая на татуировку — ангела в длинных одеяниях, который замахивается мечом в злобного противника.

Патрик быстро натянул рукав. Жестом приказал бармену подать напитки.

— Альби, нам пора, — вмешалась я в разговор. Мои планы рушатся. Не могу закончить главу. Она что, вот так и собирается болтать с ним?

Морган потер вспотевшее лицо бумажной салфеткой. Фома повел его к погруженному в темноту подиуму:

— Комбик барахлит. Глянешь?

— Давно менять нужно.

— Где бабосы взять?

— Пату скажи. Решит проблему.

— Альби! — кричу я.

Альберта не реагирует. Подносит стакан к губам. Мутный напиток струей выливается на бордовую кофту. Блестящую. Теперь, когда я знаю, кто она, мне нет дела до пятен — у нее, наверное, от одежды шкафы ломятся. И Патрику все равно. Только вертится на табурете и демонстрирует подтянутую фигуру. Майка совсем задралась. И в кожаные брюки всунут ремень с металлическими заклёпками. Альберта совсем тает, если осторожно поглядывает на плоский живот.

— Времени мало. Поболтаешь со мной после отвязки на сцене?

— О! — воскликнула Альберта. — Новичок так сразу обещает завод и драйв?

Патрик улыбнулся и послал ей в ответ воздушный поцелуй, затем ловко запрыгнул на подиум. Пьяные люди за столиками загудели. Они требовали музыку. И повеселее.

Альберта вздохнула и мечтательно посмотрела на стеклянные полки, где в ряд были выставлены бутылки с цветными этикетками. Ребята начали играть вступление. Совсем как на пластинке Группы. Альберта оживилась. За стойкой она сидеть уже точно не планировала.

— Ты обещала рассказать о маме, — напомнила я.

— Как раз песня о ней, маман. Веселое хочешь? На пятом этаже галерея. В ряд вывешены портреты: прабабушкин, мамин, брата, сестры, мой и папин. Представь, он в парике и титульных лентах! Полгода моя мамочка за ним бегала — уговаривала дать согласие позировать художнику в приличном виде. Приедешь в гости — посмеешься от души… Забыла, исповедь — интересно, почитай. Только верни побыстрее. Заметит, что стащила…

Я прижала к груди столь ценную книгу. Пробежала глазами первую страницу, но взволнованный голос Альби отвлек:

— Вот это песня! — воскликнула Альберта и, вытянув руки, побежала к подиуму. На куплете ей удалось протиснуться в самое пекло, а на припеве она «растворилась» в безликой толпе. Над сценой вспыхнули красно-желтые лучи света. Лампочки на потолке криво вращались и иногда застывали, освещая чью-то волосатую голову. Я присела на табурет и погрузилась в чтение.

«- Любимый сынок и старшая дочь! Забыли, к какой семье принадлежат? Или как? Чему их няньки учили? Хамить, грубить?

Я отложила приборы — Пен не в духе, раз надумал поскандалить за ужином.

— Почему ты завелся?

— Отвечай, какой план вынашивают твои дети?

— Бред!

— Ты помогаешь им! — Пен не унимался.

Анабель с тревогой в ясных глазах вцепилась холодными пальцами в мою руку.

— Прошу, не ругайся при ребенке!

— Я после поговорю с тобой, — сказал Пен и до утра мы не виделись.

Идеальный план дал трещину. Было так замечательно чувствовать себя пусть и не гласным, но правителем. Навстречу идут люди. Приветствуют, улыбаются, интересуются настроением, желают хорошего вечера, уступают дорогу. Многие догадываются о наших с ним отношениях, но никто не решается спросить прямо: а где он провел ночь, завтракал, обедал, ужинал? И Пена задевает безразличие. Он бы сказал правду, все как есть.