Наследник раджи - [17]

— Потерпите, ваше сиятельство. Вы с каждым днем совершенствуетесь, — заметил Хусани спокойно.

Вечером Том писал матери:

«Умоляю Вас, не ради себя, но ради других: приподнимите, если в Вашей власти, завесу прошлого. Я уверен, что принадлежу к этому народу, мне кажется — он мне родной по крови, и я страстно желаю знать, как на самом деле связан с ним. Простите меня, мама. Я знаю, как эти вопросы волнуют Вас, и я не коснулся бы их без крайней необходимости. Скажите мне раз навсегда, что между нами и индусами нет никакого родства. Я тогда буду приписывать свое чувство странной духовной симпатии. Если же, напротив, узы родства существуют — с вашей ли стороны или со стороны отца, — мне пора узнать это».

Написав это письмо, Том вздумал еще раз ночью пройтись по городу. Закутанный в длинный белый бурнус, в сопровождении одного только Хусани, молодой человек шел сначала по широкой дороге мимо великолепных дворцов, садов и бунгало. Он увидал раскрытые двери роскошного здания, из окон которого лились потоки яркого света. Хусани справился: здесь была томата, или прием. Слуга хотел увести молодого господина, опасаясь, что его узнают, но Том сопротивлялся и встал в первый ряд толпившихся зрителей. Подъезжали экипажи, и большая часть гостей выходила у решетки. Юноша прислушивался к тому, что говорили. Кругом шли толки о бале, о концерте, о любительском спектакле.

Раздался пронзительный женский голос:

— Вооружить столицу! Это нелепость! Сэр Генри не мог сказать это серьезно!

На это мужской голос отвечал:

— Я передаю только то, что слышал. Это действительно нелепость. Лучшее средство вызвать восстание — показать, что не доверяют населению.

Мимо прошла пара — офицер и изящная дама. Толпа заволновалась. Послышались восторженные крики, но слышались и угрозы. Головы почтительно наклонились. К дому в коляске, запряженной красивыми маленькими лошадками и окруженной туземными телохранителями, медленно подъезжал генеральный комиссар. Фонари на высоких палках и зажженные факелы в руках пеших слуг ярко освещали кортеж, худощавую солдатскую фигуру старого генерала, его энергичное, но замечательно нежное лицо с грустной улыбкой и глубокими глазами под густыми бровями. На лице комиссара ясно читалось опасение за этот народ, порученный, по твердому убеждению генерала, самим Богом его попечению. Том инстинктивно вместе с другими наклонил голову, чувствуя, что перед ним герой.

В первую минуту молодой человек видел только комиссара, но когда коляска въезжала на двор, он разглядел в ней Грэс Эльтон. Сердце юноши забилось под нарядом, снять который значило поступить неблагоразумно. Грэс сидела на передней скамейке и не отрывала глаз от сэра Генри. Губы ее были полуоткрыты, будто она только что говорила. Тому показалось, что на дорогом ему лице лежала тень заботы.

Видение скрылось. Смущенный Хусани шепнул молодому человеку, что за ними наблюдают, и именем всего, что было ему свято, умолял уйти.

— Есть у нас с собой европейское платье для меня? — спросил Том.

— Нет! Ваше сиятельство, помните, что наш багаж остался позади.

— Следовало захватить. Я отдал бы все, что имею, лишь бы побывать сегодня в бальной зале.

Хусани колебался.

— Господин может быть там, если только даст слово не выдать себя…

— Разве это возможно?

— Весьма легко. На бал приглашено несколько знатных индусов. Если вашему сиятельству угодно будет назвать себя раджой Гумилькунда и щедро одарить прислугу, вас пропустят.

Хусани был прав. Часть спустя великолепный паланкин доставил Тома к дверям дворца. Его богато вышитое платье, чудный тюрбан и щедрость обеспечили почтительный прием. В первую минуту, когда юношу повели к эстраде, где, среди английских офицеров и туземной знати, восседал сэр Генри Лауренс, он несколько смутился, но, быстро оправившись, безукоризненно сыграл роль. Сэр Генри счел его одним из приглашенных, принял любезно и обменялся несколькими словами. Исполнив долг вежливости, Том удалился и стал переходить от группы к группе, сохраняя самый спокойный вид: он успел уже приобрести настоящую восточную невозмутимость. Молодой человек искал Грэс и увидел, что она шла под руку с каким-то пожилым сановником. Почтительно поклонившись, Том остановился насколько мог близко, но отвернулся, чтобы не встретить взгляд девушки.

Она говорила вполголоса:

— Вы не знаете, кто этот индус?

— Не могу сказать вам, хотя это очень странно, так как я знаю всю здешнюю аристократию. На последнем дурбаре (собрание) его не было. Надо спросить сэра Генри.

— Мне хотелось бы узнать его имя. У него красивое лицо.

— Да. И мне кажется, как будто я уже видел его где-то.

Охваченный угрызениями совести за подслушивание, Том отошел. Когда он снова увидел Грэс, она танцевала кадриль с красивым кавалерийским офицером. На этот раз ощущения были менее приятные, но юноша сдержался. Между фигурами танцующие обменялись несколькими словами.

— Серьезно, почему вы уезжаете? — говорил молодой человек. — Вы думаете, что в Мееруте безопаснее?

— Я не поеду в Меерут. Я обещала побывать в Ноугонге.

— В таком захолустье? Благоразумно ли это?

— Не знаю, но так надо. Вы помните мою кузину, которая вышла замуж за капитана Ричардсона?