— Согласны?
Ответы были:
— Да! Конечно!
— Как всегда коротко и ясно!
— Исторический документ!
— Хорошо, — кивнул, головой Сталин, — Постановление ГКО принимается. Отныне Москва на
осадном положении. Надо, чтобы она стала для врага неприступной крепостью. Думаю, это всем
ясно. Заседание окончено.
С этими словами он подошел к аппарату прямой связи "ВЧ" и начал вызывать командующих
военными округами, тыловых районов страны.
* * *
Выскочив утром из подъезда, Виктор увидел на стене дома незнакомую белую афишку, подбежал и
быстро прочитал. Начиналась она словами: "Сим объявляется... Эти непривычные для его глаз и
слуха слова тут же почему-то, мысленно перенесли его в Петроград первых дней Революции. Они ему
чем-то напоминали слог первых революционных приказов и декретов. А слова о том, что
провокаторов, шпионов и прочих агентов врага нужно расстреливать на месте, привели его в восторг.
Именно такие слова он давно хотел услышать по радио или прочитать в газете. — Давно пора! —
радостно подумал он. И ему вдруг вспомнились слова песенки из кинофильма "Человек с ружьем", в
которой рассказывалось о том, как оборонялся от врагов революционный Петроград:
Черные силы метутся,
Ветер нам дует в лицо.
За счастье народное бьются
Отряды рабочих бойцов.
Насвистывая мотив песенки, он бодро и весело зашагал к заводу.
* * *
Скоро Москва стала военным лагерем. Доты, дзоты, противотанковые рвы и ежи, заграждения из
колючей проволоки опоясали и перекрыли не только ближние подступы к столице, но и многие ее
площади, улицы и перекрестки. Зенитные батареи глубже зарылись в землю, на крышах многих
домов зорко насторожились спаренные зенитные пулеметы, по улицам цокали подковами
кавалерийские патрули. Круглосуточно работали оставленные в городе цеха заводов, фабрик,
мастерские. А со стен домов, с телеграфных столбов, заборов, рекламных щитов, цехов и заводских
проходных — черным по белому: "Сим объявляется...".
* * *
О ноябрьском параде на Красной площади Виктор услышал в своем цехе по радио. Все кто
работал, собрались у репродуктора и, затаив дыхание, слушали все, что происходило на площади.
Слыханное ли дело! Москва в осаде, а товарищ Сталин так спокойно и уверенно говорит о разгроме
немцев и грядущей победе! Потом начался парад. Виктор слушал марши и перед его глазами, как в
детстве в библиотеке у дяди Яна, проходили мимо ленинского мавзолея шеренги красноармейцев с
винтовками наперевес, давая клятву отстоять Москву от фашистов. Только теперь они давали клятву
не одному Ленину, но и товарищу Сталину, который, вопреки всяким дурацким слухам, не только не
уехал из Москвы, но и сам назначил и принимает этот парад. И вот короткий парад окончен. Сводный
оркестр под звуки марша "Прощание славянки" покидает площадь. С минуту никто не проронил ни
слова. Потом кто-то крикнул: — Да здравствует товарищ Сталин! — Все зааплодировали. Когда
аплодисменты затихли, вдруг раздался тенорок Андреича:
Слушай, рабочий, война началася,
Кончай свое дело, в поход собирайся!
Смело мы в бой пойдем за власть Советов,
И как один умрем в борьбе за это!
Поначалу все от неожиданности несколько растерялись, но тут же пришли в себя и опять шумно
зааплодировали. А старый мастер, стараясь перекричать овацию в свой адрес, скомандовал: —
Хватит! Хватит! Наши винтовки нынче — станки! Включайте рубильники и к бою, сынки!
На следующее утро Виктор написал еще одно, третье письмо, на имя райвоенкома. В заявлении он
писал: "Уважаемый товарищ полковник! Я опять вынужден отвлечь Вас от важных дел. Но после
парада на Красной площади, с которого они все, наверное, пошли на передовую, я не могу больше
ждать. Если и на это мое заявление ответа не будет, я поступлю по-своему".
* * *
Прошло две недели, но повестки из военкомата все не было. "Что же делать? — думал Виктор. —
Неужели опять идти на поклон к этому полковнику? Но ведь он может запросто и за дверь выставить,
от такого формалиста все можно ожидать. А может плюнуть на эту чертову повестку и обойтись без
нее?..". Но, обдумывая последствия этого шага, решил, что этого делать нельзя. Во-первых, он не мог
быть таким безжалостным к матери, во-вторых, он нарушил бы договоренность с отцом, а в-третьих,
его могли бы на заводе посчитать дезертиром трудового фронта... Нет, так поступить он не мог. Надо
было ждать и надеяться. И он решил ждать своего часа.
* * *
В последнее время москвичи, слушая утреннюю сводку Совинформбюро, всякий раз ожидали
услышать наконец сообщение о том, о чем они так давно мечтали услышать — о победе под Москвой.
Ведь они теперь каждый день видели, как через город к фронту шли все новые и новые войска —
пехота, артиллерия, "Катюши". Вся Москва была полна слухов о том, что на фронт уже прибыли и
продолжали прибывать дивизии сибиряков и кавалерийские корпуса, говорили и о том, что под
Москвой появилось много новых истребительных авиаполков бесстрашных сталинских соколов...
