Наследник фаворитки - [87]

Генка на миг задумался, пожал плечами:

— Да как тебе сказать? Не знаю. Вроде есть и вроде нет, — серьезно сказал он. Не знал и не ведал Петька, что своим невинным вопросом коснулся святая святых Генкиного сердца. Тот мог, конечно, отшутиться или просто уклониться от ответа, но не захотел. — Нравится мне одна девушка.

— Ты с ней гуляешь? — деловито осведомился Петька.

— Нет, не гуляю. Просто она мне очень нравится.

— А ты признайся в любви, и все будет в порядке, — посоветовал Петька.

— Ишь ты какой шустрый, — засмеялся Генка. — Я не такой храбрый, как ты. Я боюсь.

— Давай, я за тебя признаюсь, — решительно сказал Петька, словно предложил прыгнуть за друга в пропасть.

— Ах, Петька, Петька, — вздохнул Осипов. — Одному тебе скажу, только не проболтайся. Люблю я оксидировщицу Надю. Сил моих никаких нет, так люблю.

— С гальванучастка? — ахнул Петька. — Я ее знаю. Маленькая такая девчонка, все время смеется. Она?

— Она самая, — покорно кивнул Осипов. — Видишь ли, она меня очень серьезным считает, подсмеивается надо мной, а я все не соберусь с духом назначить ей свидание. Зашел на днях к ней — вокруг котлы кипят… Динамо-машина и вентилятор жужжат как сумасшедшие. Она носится не хуже официантки в столовой. Только рот открыл — засмеялась: «Погоди, погоди, мне некогда, сейчас ванну для оксидирования составлю, поговорим». А ты сам видел, что там за ванны. Этот участок давно надо в новое помещение перевести. Я девчатам обещал помочь. Ходил к начальнику цеха. Да, так вот… Стала она ванну составлять. Химикаты ей привозят рассыпанные, селитра, наверно, была облита нашатырем — аммиаком так понесло, что я сбежал…

— Может, это она нарочно? — посочувствовал Петька.

— Да нет, вряд ли. Заглянул я в одну ванну. Там кипит, клокочет темная жидкость. В ней разные мелкие и крупные детали — стяжки, заглушки, хомутики, звездочки варятся, оксидируются в черный цвет. А в другой ванне детали обезжириваются. Там серная кислота для травления ржавчины. Вот, к примеру, если туда посадить тебя, то через несколько минут ничего не останется. Даже костей. Понял?

— Зачем меня туда сажать? — с улыбкой возразил Петька.

— Я решил так, — уверенно сказал Генка. — Как только добьюсь, чтобы их в новое помещение перевели, сразу назначу свидание.

Они повернули в сторону штаба. Осипова там уже ждали. Ребята привели трех задержанных — двух парней и девицу, которые распивали вино на скамейке. Одеты были крикливо, держались развязно.

— А что мы сделали? Кому мы мешали? — цедил один из компании. — На свои пили, не на чужие.

— А сами вы лучше, что ли? — возмущалась девица. — Нацепили повязки и думают, святыми стали. Что я, не знаю? Снимите красные тряпочки и будете делать то же самое…

— Пуговичку застегните, девушка, — насмешливо сказал Генка.

— Какую пуговичку? — опешила девица.

— На вашей блузочке. А то как-то неудобно смотреть на вас.

— Вот врежу я тебе сейчас разок за красную тряпочку! — вскипел Петька, с ненавистью глядя на девицу.

— Петька, полегче! — сказал Генка. — У нас без рук и без ругани. Зачем нам учиться у них? Мы и без ругани с ними справимся. Из этого материала еще можно людей делать. Попадаются экземпляры похуже. Но мы и с ними справимся. Видел, какой порядок в своем саду навели? Любо-дорого прогуляться…

В десять вечера Осипов послал Петьку домой. Петька упирался, не хотел уходить, но Осипов настоял:

— Иди, иди. Тебе завтра в первую смену, надо хорошенько выспаться, отдохнуть.

Петька налил в полиэтиленовый мешочек воды, выудил из аквариума двух кардиналов — самца и самочку, попрощался с Осиповым и ушел.

Генка с теплой улыбкой думал о своем новом приятеле: «Хороший мальчишка. Самостоятельный, веселый. Звенит в нем хрустальная чистота, а рядом неожиданное — дерзость и задиристость. А все потому, что легко поддается необдуманным порывам. А вообще-то парень надежный, чистый». Спросил у него как-то: «О чем мечтаешь?» Широко улыбнулся, глаза засветились: «Я мечтаю на гитаре научиться играть. Люблю веселую музыку. Да гитару достать не могу». «Я достану и подарю тебе», — пообещал тогда Генка, и от этого стало необыкновенно тепло на душе, а Петька улыбнулся счастливо, совсем как ребенок, которому купили новую игрушку.

Дружинники отвлекли Осипова от его мыслей.

…А Петька в это время неторопливо шел по длинной боковой аллее в сторону выхода из парка. На асфальте лежали причудливые лунные пятна. Где-то сбоку на танцевальной площадке гремела музыка. Петька думал о завтрашней работе — его беспокоило, не оставит ли его опять мастер без задания под каким-нибудь благовидным предлогом. Звуки музыки, доносившейся с танцплощадки, будили в нем неясное волнение. Безо всякой связи с мыслями о работе Петька вдруг решил каждый день ходить в читальню этого сада. И садиться обязательно за тот же столик, за которым будет сидеть та самая, синеглазая. Чем он будет заниматься — Петька еще и сам не знал. Но пусть она увидит, упрямо думал он, что Зайцев тоже не лыком шит — не какой-то там легкомысленный керя в кепочке: «Здравствуй! До свидания!» Он будет читать только серьезные книги.

Где-то недалеко, за кустами и деревьями, со стороны танцплощадки гулко бухнул выстрел. У Петьки от неожиданности екнуло сердце. Он остановился, прислушался. С той стороны, откуда прозвучал выстрел, донеслись голоса, крики: «Стой!» — топот ног. Петька, затаив дыхание, приготовился действовать… Он еще не был формально зачислен в состав добровольной народной дружины, его просто пригласил сегодня Генка посмотреть, чем они занимаются, но он всей душой уже был дружинником. Разве он мог спокойно идти дальше, если поблизости кто-то нуждался в его помощи?