Наследник - [18]

В центре города я разглядел просторную главную площадь, которая, как известно, называлась Сокало. Сюда и выходили фасады самых изысканных зданий, таких как дворец вице-короля и кафедральный собор, который всё ещё продолжали совершенствовать.

А каналы! Как будто начертанные художником, рукой которого водил сам Бог. Озеро и каналы кишели каноэ и баржами, снабжавшими город и напоминавшими гигантских водяных жуков, в то время как по широким дамбам текли потоки экипажей, повозок, всадников и пешеходов.

Сопровождал нас индеец по имени Хоакин, камердинер дона Хулио, который прислуживал ему и на гасиенде, и в городском доме.

   — Вон там находится самый большой рынок, — промолвил он, указывая на главную площадь. — Помимо собора и дворца здесь также размещается множество богатых лавок. А на соседних улицах расположены особняки знати и богатых торговцев.

Потом Хоакин указал на большой зелёный участок неподалёку от площади:

   — Аламеда. Вечерами туда съезжаются в каретах дамы, разряженные в шелка, и щёголи кабальеро на породистых скакунах. Там красуются, заводят знакомства. Мужчины нередко обнажают на Аламеде шпаги, а женщины, — он наклонился ко мне поближе и произнёс шёпотом: — Поднимают свои юбки!

Я мигом понял, где мне искать Матео, если ко времени нашего приезда его не окажется дома.

Мы влились в поток людей на главной дороге, которая вела к одной из дамб, пересекавших озеро в направлении к городу. Поток пеших, верховых, мулов, экипажей и паланкинов возрастал по мере приближения к насыпи. Больше всего на дороге было индейцев, которые несли фрукты, овощи и самодельную домашнюю утварь. Когда индейцы подходили к дамбе, дюжины африканцев и мулатов направляли их в сторону от дороги, где товары выгружали на землю и осматривали. Индеец, нёсший большой мешок с кукурузой, попытался было обойти этих людей, но его грубо пихнули на обочину к остальным.

Я спросил Хоакина, что происходит, и он пояснил:

   — Recontoneria.

Это слово ничего мне не говорило.

   — Африканцы покупают у индейцев фрукты и овощи, а потом перепродают их в городе в два-три раза дороже.

   — А почему бы индейцам самим не отнести в город свои товары?

   — Трупы тех, кто выступает против Recontoneria, находят потом в канале. И пекари, и владельцы трактиров покупают все только у африканцев. Некоторые индейцы пытаются провозить продукты в город на каноэ, но мало кому удаётся проскочить мимо лодок Recontoneria.

Поняв, что эти бандиты и пираты грабили индейцев, действуя грубой силой, я возмутился:

   — А почему вице-король не положит конец этим преступлениям? Дело ведь не только в обмане индейцев, это повышает цены на продукты в городе. Я лично пожалуюсь вице-королю.

   — Всем известно, что никто не может это прекратить, даже вице-король.

   — А почему? Несколько солдат с мушкетами...

Хоакин внимательно посмотрел на меня и снисходительно улыбнулся. И тут до меня вдруг дошло, насколько же наивно я высказался.

   — Очевидно, это мошенничество не прекратить, потому что оно, помимо африканцев, выгодно также и людям, занимающим достаточно высокое положение, так что вице-королю остаётся лишь смириться.

Испанская кровь, что текла в моих жилах, закипала при мысли о том, что белые люди позволяют получать наживу неграм и мулатам, рабам и вольноотпущенникам. Наверняка многие из замешанных в это африканцев не свободные люди, а рабы, которые утром выходят из хозяйского дома с пустыми руками, а вечером возвращаются с полными карманами денег, полученных за счёт перепродажи втридорога дешёвых овощей. И уж конечно, их хозяева тоже не остаются внакладе.

Индейцы ненавидят и боятся негров, поскольку испанцы используют чернокожих, дабы запугивать туземцев.

   — Весьма прискорбно, — сказал я Хоакину, — что индейцы и африканцы, хотя и тех и других угнетают испанцы, не могут найти общий язык. А ведь, объединившись, они могли бы улучшить своё положение.

В ответ Хоакин лишь пожал плечами.

   — Не имеет значения, кто отнимает нашу землю, наших женщин и наши деньги. Какая разница, которая именно лиса таскает кур? Их ведь всё равно отняли, не так ли, сеньор?

81

Мы пересекли дамбу, и сердце моё забилось быстрее: я вступил в величайший город Нового Света. Магистраль передо мной пульсировала людьми, звуками и красками.

   — Ты что-нибудь слышал об арабских сказках под названием «Тысяча и одна ночь»? — спросил я Хоакина.

   — Нет, сеньор.

   — Там говорится об отважных мужчинах и красивых женщинах, золоте и драгоценностях, экзотических далёких странах, удивительных людях и необычных зверях. Я готов умереть завтра, Хоакин, если увижу всё это своими глазами сегодня.

О Мехико! Что за зрелища! Какие краски! Какие звуки!

Изысканные женщины в тканных золотом шёлковых платьях разъезжали в серебряных каретах, в которых не стыдно было бы появиться и герцогиням в Мадриде. Кабальеро и всадники проезжали мимо, щёголи на великолепных гарцующих лошадях — каурых, гнедых, тёмно-серых в полоску, черно-белых, пегих — с позвякивавшими серебряными шпорами, серебристыми уздечками и, как сказал мне Хоакин, нередко даже с серебряными подковами. Сопровождающие хозяев одетые в нарядные ливреи негры передвигались рысцой не только рядом с экипажами, но и позади всадников, прямо по конскому помёту, неся те предметы, которые могли потребоваться сеньорам для тех или иных надобностей.