Наследник - [139]

   — Si, senor. Но она просит добавить денег.

Ну конечно. Чего ещё можно было ждать от этого пройдохи!

   — Надеюсь, ты не забыл, что я говорил тебе насчёт твоих ушей? — осведомился Матео. — Вы с ней сделаете то, о чём мы договорились, иначе оба останетесь без ушей. И без носов. Держи. — Матео дал парню монету. — Но имей в виду, это последняя. ¡Finito!

Монету Хайме взял, но взгляд его очень мне не понравился, поэтому, когда мы с Матео отошли от этой парочки подальше, я сказал:

   — Надо было сунуть ему побольше денег.

   — Нет! Маленький проходимец и так уже на нас порядком нажился. Он получил достаточно.

   — Ты не понимаешь lépero. После пиршества всегда наступает голод, поэтому достаточно не может быть никогда.

Перед входом в зернохранилище мы увидели четверых стражников. Правда, на часах стоял только один — остальные устроились возле костра: двое дрыхли, один зевал. С противоположной стороны находился тоже всего один караульный. Больше и не требовалось: предполагалось, что в случае чего он криком подзовёт остальных.

Хайме и его puta приступили к делу — появились с задней стороны хранилища и принялись отвлекать часового. Хайме стал предлагать ему услуги своей спутницы по пустяшной цене. Разумеется, на согласие мы особо не рассчитывали: покинувшего пост ожидало суровое наказание и вряд ли солдат стал бы рисковать. Так оно и вышло: неприметным жестом паренёк дал нам понять, что стражник поста не оставит.

Пока Хайме продолжал отвлекать стражника разговорами, мы в наших костюмах появились на виду и удостоились мимолётной усмешки солдата. Паренёк потянул часового за рукав, настаивая на своём предложении, и караульный не на шутку рассердился на назойливого lépero — и тут Матео обрушил ему на затылок рукоять своей шпаги.

   — Живо! — приказал он Хайме.

Паренёк со шлюхой отправились тем же манером отвлекать стражников у переднего входа, а мы быстро сломали замок на задней двери, после чего я вытряхнул из своего мешка дюжину смоляных факелов. Матео зажёг пучок соломы, подпалил один факел, а уж от него загорелись и остальные.

Земляной пол хранилища был усыпан сечкой и шелухой, в воздухе густо висела зерновая пыль.

   — Да это прямо пороховой погреб, — усмехнулся Матео.

Стоило нам зажечь факелы, как от первых же искр начала заниматься солома на полу, а когда мы стали швырять их туда, где громоздились мешки с зерном, пол уже полыхал вовсю. Надо сказать, нам повезло, что мгновенный взрыв насыщенного зерновой пылью воздуха не спровадил нас с Матео прямиком в Миктлан, — местечко и впрямь походило на пороховой погреб. Когда мы выскочили наружу, внутри уже вовсю полыхал пожар, стремительно распространявшийся, благо пищи для огня было более чем достаточно.

Мы помчались прочь, оставив позади бушующий огненный ад.

Когда мы вернулись домой, где отсиживались до поджога, уже темнело, но позади нас небосвод освещало чудовищное зарево. Все склады и хранилища превратились в один гигантский костёр, подобный которому мог полыхать в самой преисподней.

К тому времени Хайме должен был уже пустить слух о том, будто кто-то видел, как склады поджигали солдаты вице-короля. Мы не сомневались, что этот слух будет подхвачен и распространится по улицам с той же быстротой, что и пожар по зернохранилищу.

   — А что, если сгорит весь город? — спросил я Матео.

   — Мехико — это тебе не скопище деревянных лачуг вроде Веракруса, и дотла он не выгорит. Ну а если выгорит, — Матео пожал плечами, — стало быть, на то воля Божья.

Теперь он пребывал в весёлом расположении духа. Дома ему не сиделось, тянуло в cantina[18] поиграть в картишки да послушать сплетни, однако я его отговаривал. Вроде бы всё прошло благополучно, но я, сам не зная почему, не находил себе места от тревоги.

Посреди ночи я проснулся — мою душу охватил пожар беспокойства. Я пошёл в спальню к Матео и растолкал его.

   — Вставай. Уходим отсюда!

   — Спятил, что ли? Ночь на дворе.

   — Вот и надо убираться, пока темно. Скоро сюда нагрянут soldatos вице-короля.

   — Что? Откуда ты знаешь?

   — А откуда я знаю, что солнце встаёт на востоке? Нутром чую. Я ведь был lépero, это у меня в крови и в потрохах. Сам подумай, для маленького нищего мы стоим целого состояния.

Несколько мгновений Матео смотрел на меня молча, потом соскочил с койки.

   — ¡Andando! Уходим!

Мы покинули дом в одежде уличных бедняков за миг до того, как к нему со всех сторон стали стягиваться конные и пешие soldatos.

В обычный день нас бы задержали для объяснений на первом же перекрёстке, ибо в городе действовал комендантский час и появляться на улицах после десяти вечера можно было, лишь имея пропуск от вице-короля. Однако сегодня, в связи с маскарадным шествием и последующими гуляниями, этот порядок не действовал, тем паче что людей задержало на улицах и дополнительное представление, которого не было в списке карнавальных мероприятий. Зернохранилище всё ещё полыхало.

Однако нам нужно было куда-то прибиться, и я повёл Матео в то единственное место, двери которого были открыты всегда. В Дом бедных.

Здешняя ночлежка была просторнее той лачуги, какую я помнил по Веракрусу, и если там все спали вповалку на усыпанном соломой земляном полу, то здесь каждому полагалась такая роскошь, как отдельный соломенный тюфяк.