Наследница Роксоланы - [60]

– Жди, – сказала Джанбал из-за волосяной сетки, как сквозь забрало глухого шлема. – И… на всякий случай – прощай.

– Он его при первом же схождении ударил, госпожа! – Марфур едва не плакал. – Представляешь – ударил, а это ведь запрещено! Все лицо разбил!

Общее внимание сейчас было приковано к тому, что творится на «мужском поле», оно же «палуба». Поэтому только чернокожий мальчишка обратил внимание на присоединившуюся к зрителям сестру одного из борцов.

Выскочи на место схватки ощерившаяся от ярости рысь, это уж точно заметили бы все. Но Пардино внезапно успокоился, ему не было сейчас нужды защищать своего хозяина.

– А потом? – глухо спросила Бал.

– Потом… Твой брат, госпожа, он настоящий пахлаван! Весь в крови, как в красной маске, а сама видишь, что творит!

Да, Джанбал видела. И вполне понимала Пардино. А еще понимала: насчет маски Марфур прав более, чем сам думает. Джанбек подставился под удар, скрыл черты лица кровяной чадрой, а теперь… Теперь они с Мехмедом переплелись в борьбе так, что рост точно никто не определит.

И оба в крови. Зря Позолоченный выбрал для боя то, что на берегу называется палубой. Он уже не раз об нее приложился: и лицом, и грудью, и плечами.

– Ну что, довольно с тебя, внук шакала?

– Пошел ты… А-а-а!

Масляная борьба не прекращается и после того, как кто-то был брошен на землю. Она вообще длится до тех пор, пока один из противников не признает свое поражение или окажется так перемолот, что не сможет этих слов даже проговорить. До этого Мехмеду покамест далеко. Самолюбие же у него выше галерной мачты, вот на нем он и держится.

Пожалуй, Беку не следует его совсем уж откровенно побеждать: такое может очень плохо закончиться. Остается надеяться, что брат это понимает.

Парни расцепляются. Теперь борьба снова проходит в стойке. Мехмед выше, тяжелее, мышцы у него тоже хорошо развиты (Джанбал задним числом порадовалась, что Позолоченному так и не удалось завязать с ней настоящую драку). Но все это ему никак не помогает.

Руки юношей сплетаются. Движение – и Джанбек, чуть сместившись, широким подшагом оказывается сбоку, почти сзади. Следующее движение – подбив под щиколотку – и нога Мехмеда, на которую тот только что перенес вес, отрывается от земли, лишая его опоры. Это уже не гюрэш и вообще не борьба, это прием сабельного боя, когда клинки «завязаны» друг с другом, а вот работа ногами в ноги все еще возможна. Бал эти приемы ох как помнит; Бек тоже не забыл.

– Итак, продолжаем, внук шакала и сын шакала? Или уже хватит с тебя?

Джанбек – сверху. Мехмед, рыча от ярости, елозит животом по «палубе», но сдаваться даже не думает. Он, по-видимому, все время держит в голове эту самую логику: побеждать его нельзя, такое может очень плохо закончиться для полугостя-полупленника, пусть он и внук Барбароссы.

– Ну что ж, значит, ты победил, шакал и сын шакала, – огорченно говорит Бек. – И это хорошо: не придется мне твою руку немытую целовать.

Да, есть в ялы гюрэш такой обычай: если проиграл старший, опытный и славный бас-пахлаван, то победитель в знак уважения целует побежденному руку.

Кажется, Джанбек сумел отыскать наилучший выход. Умница! Несколько мгновений Джанбал верила, что так и произойдет: сейчас он, сидя на Мехмеде верхом, признает себя побежденным, отпустит пребывающего в ничтожестве «победителя» и вот так завершит бой. А если Позолоченный, не в силах смириться с унижением, кинется продолжать, то его уже старши́е остановят.

Сквозь паранджу она поискала взглядом «башни» по имени Гергедан и Дэвэ, но вместо двух «башен» обнаружила три: Носорог, Верблюд и… кто-то столь же высокий. Не громоздкий, а жилистый, точно из канатов сплетенный. С мускулами кюрекчи, готовыми прорвать рубаху.

Ламии?! Ламии!!!

Он неотрывно смотрел на нее, даже за борьбой не следил. Ему-то не надо было объяснять, кто эта девушка в парандже, если она держит за ошейник пардовую рысь и эта рысь повинуется ей.

– А впрочем… – неожиданно сказал Бек. И вместо того чтобы объявить извивающегося на земле противника победителем, с силой, с хрустом рванул его руку вверх, заламывая одновременно кисть и локоть.

– А-А-А-А!!!

– Это чтоб ты к моей сестре больше не смел лезть! – бешеным шепотом объяснил он Мехмеду.

Но тот, обмякший сразу после рывка, конечно, не слышал этого. Зато все остальные слышали в мгновенно наступившей тишине.

– А вот это ты зря, внук Барбароссы, – без выражения произнес Носорог, как-то незаметно оказавшийся рядом. Он уже был гол по пояс.

Джанбек поднялся на ноги. Про Гергедана сестра ничего не успела объяснить ему, но он сам догадался.

– Скажешь, правила кыркпынара нарушены, эфенди?

– Агасы, – строго поправил его Носорог. – Не скажу. Но и кыркпынар не завершен.

Бек окинул Гергедана взглядом. Снова все понял, конечно.

– Как скажешь, многодостойный агасы. Переодеваться не будешь?

– Нет. Хватит того, что ты в масле и буйволовой коже. Я уж всухую. А ты, внучка Барбароссы, – Гергедан даже не оглянулся в сторону Джанбал, – держи своего зверя покрепче. А то далеко ли до греха…

Если под «грехом» иметь в виду Дэвэ, то до него действительно близко, три шага всего. И в руках у него обнаженная сабля – ему под рост, чуть ли не с оглоблю. Вообще, у многих в толпе как-то вдруг появилось оружие.