Наследница Кодекса Люцифера - [30]

Матросы, торопливо следуя за Эббой, облегченно вздохнули, когда она остановилась перед двойной дверью и они смогли поставить свой груз. Алебардисты кивком поздоровались с ней, а когда она подняла брови и указала на двери, кивнули еще раз. За дверями располагался большой зал, и там уже находилась королева, готовая дать аудиенцию блудной сестре. Эбба помахала рукой пажу, который спускался по лестнице и хотел повернуть обратно, когда она посмотрела на площадку.

– Проводи этих людей в мои палаты и проверь, чтобы они аккуратно поставили сундуки. Затем иди с ними к кораблю и разыщи мою горничную. Пусть разберет гардероб и позаботится о том, чтобы матросы получили приличное вознаграждение.

Паж смиренно кивнул; матросы просияли и, широко улыбаясь беззубыми ртами, сказали:

– Тысяча благодарностей, графиня, ваше светлейшее величество, принцесса!

Эбба не обратила на них внимания. Она бегло осмотрела свою одежду, которая всю поездку пролежала в сундуке, дожидаясь момента возвращения домой, вздохнула по поводу неизбежных помятостей и немного покружилась на месте. Один из стражей убрал руку с алебарды и указал ей на поясницу, и Эбба завела руки за спину и несколько раз дернула за кромку жакета, пока тот не лишился складок. Страж подмигнул ей, и она ответила ему тем же. Затем распахнула двери, быстро прошла до середины зала, услышала, как затихло приглушенное бормотание, нервно сглотнула и почувствовала, что лицо ее покраснело, как спелое яблоко. Она повернулась к небольшой группе роскошно одетых женщин, в окружении которых стояла королева Кристина, и присела в глубоком реверансе. Ее сердце колотилось как сумасшедшее. Еще несколько церемониальных мелочей, и она покинет этот зал и наконец сможет вкусить поцелуи, о которых мечтала, когда корабль еще только пришвартовывался, насладиться прикосновениями, которых ей так не хватало и которые она тщетно пыталась заменить касаниями собственной руки в темноте ночи. Она посмотрела королеве в глаза и постаралась сосредоточиться на сообщении.

– Самое удивительное в этих мирных переговорах, – заметила Эбба, после того как церемониальные мелочи закончились и королева с кружком советчиков удалилась в свой кабинет рядом с залом, – то, что они так близки к завершению, как никогда ранее, но, тем не менее, малейший повод может повлечь за собой их провал и сделать войну бесконечной.

В круг приближенных королевы входило с полдесятка человек, и все они были мужского пола, за исключением Эббы и главы государства. Двадцатидвухлетняя королева из антипатии к «бабскому кудахтанью и глупым выдумкам» никогда не делала секрета из таких вещей, как политические акции или ведение войны. Если заходила речь о принятии решений, которые касались всего королевства, мало к кому из женщин она бы обратилась за советом. Эбба узнала, что Аксель Оксеншерна больше не принадлежал к тесному кругу Старый канцлер учил Кристину политике и государственному праву с детских лет, пока неожиданно не заметил, что вместо умной марионетки создал самостоятельно думающую высокообразованную королеву. Его попытки надеть на нее узду привели к отчуждению, из-за которого канцлера исключили из круга самых приближенных людей королевы. Магнус Делагарди был фаворитом королевы до тех пор, пока не сочетался браком с ее кузиной, не ставя ее величество в известность (не говоря уже о том, чтобы просить высочайшего соизволения), и теперь также более не входил в этот круг. Напротив, французский посол Пьер-Эктор Шаню был допущен в круг, как и епископ Стренгнеса Иоганн Маттие, протестант и мечтатель, искренне убежденный в том, что многочисленные протестантские религиозные течения можно объединить в одно-единственное. Как и Якоб Делагарди, младший брат Магнуса, которого не коснулся гнев Кристины из-за измены предыдущего фаворита. У Якоба имелись все положительные качества старшего брата – интеллект, находчивость, красивое лицо и отточенные манеры, – однако не было его отрицательных качеств, а именно сладострастия и абсолютной ненадежности, даже когда речь заходила о таких вещах, как верность или преданность. Эбба украдкой покосилась на него, и Якоб поднял глаза и ответил на ее взгляд. Его глаза вспыхнули, и он улыбнулся, как маленький мальчик. Эбба подавила улыбку, появившуюся было на губах, и сконцентрировалась на докладе. Она не была уверена, что именно можно рассказать из подслушанного в Мюнстере и Оснабрюке. В последнее время в круг приближенных Кристины также входили двое мужчин в черных рясах и треугольных шляпах: члены Societas Jesu. Она никак не могла понять, что им здесь нужно. Кажется, Иоганн Маттие разделял ее беспокойство: он постоянно покашливал, как будто от иезуитов исходил неприятный запах.

– В чем причина? – спросила Кристина.

Беседа велась по-французски, хотя посол Шаню превосходно владел шведским языком. Это было одно из дипломатических положений протокола, которому Кристина охотно следовала, чтобы доказать свое знание иностранных языков.

– Помимо непонятных закулисных интриг кардинала Мазарини, абсолютной глупости графа Оксеншерны, стараний нунция Киджи не вызвать ни у кого неудовольствия, холерической надменности посредника императора Исаака Вольмара, близорукости императора Фердинанда (который предпочел бы потерять всю империю, лишь бы не отдавать крестьянскую усадьбу на принадлежащей Габсбургам территории), зависти Адриана де Паува, пышности герцога Орлеанского, жесткости испанского посланника Гаспара де Бракамонте-и-Гусмана, графа де Пеньяранда, который всегда настаивает на том, чтобы к нему обращались по полному имени…