Наследница Кодекса Люцифера - [28]

– Я рад, что мы не предпочли более безопасный путь, – заявил Мельхиор в первый же вечер путешествия, подтачивая шпагу и кинжал и смазывая их жиром, чтобы они не примерзали к ножнам.

– Нас оберегает одиннадцатая заповедь, – заметил Вацлав. Другие шестеро монахов, которых Вацлав взял с собой, смущенно улыбнулись.

– Ты меня успокоил, – ответил Мельхиор и, не став уточнять, что это такое, еще раз отполировал кинжал.

К западу от Дойчброда ощущение того, что они случайно свернули не туда и попали в первый круг ада, только усилилось. Многие мили глаза отдыхали на вершинах мягких холмов, и кто уже путешествовал здесь раньше, мог вспомнить о деревнях и городках, которые отстояли друг от друга на расстоянии слышимости и были разбросаны по всей местности, до самой сверкающей ленты Влтавы, рассекающей поля с севера на юг. Однако деревни были пусты, городки испепелены, на пашнях лежал нетронутый снег… Сотни квадратных миль большого района, где некогда пахло огнями каминов и только что оструганной древесиной, над которым теперь висел запах холода и заброшенности, а снег покрывал его, словно саваном.

Тот, кто проезжал через этот район, сталкивался отнюдь не с гостеприимством, а с нуждой немногих оставшихся в живых, и она была настолько велика, что люди позабыли старейший закон человеческого сосуществования, как и все остальные правила. Сочувствие было здесь неуместно, и если на вас нападали, то недостаточно было просто обратить нападающих в бегство, так как они возвращались днем позже, просто потому, что иначе их ожидала голодная смерть, а терять им было нечего, кроме своей жизни, напоминавшей скорее существование живых мертвецов. С другой стороны дела обстояли не лучше: кто считал, что может ожидать сочувствия от людей, которые внезапно вырастали, будто из-под земли, в опустевшей деревне, или в ущелье, или в густом лесу и перекрывали дорогу сзади и спереди, – был глупцом и не прожил бы слишком долго, чтобы полностью осознать свою глупость.

– Убери оружие, – приказал Вацлав Мельхиору, после того как все эти мысли пронеслись в его мозгу за считанные мгновения.

– Во-во, – насмешливо поддакнул предводитель группы оборванцев, окруживших Вацлава с Мельхиором и шестерых сопровождавших их монахов. – Уберите оружие, ваши милости, пока вы случайно не поранились. Ха-ха-ха! – Он ударил Мельхиора в грудь. – Правда, смешно? Ха-ха-ха!

– Глубоко в душе я хохочу, как ненормальный, – ответил Мельхиор и позволил шпаге скользнуть обратно в ножны.

Его глаза сверкали от еле сдерживаемой ярости. Большинство арбалетов и одно огнестрельное оружие, которым владели грабители, были направлены на него. По сравнению с остальными разбойниками эти были превосходно вооружены. Должно быть, когда-то здесь в поисках добычи прошло целое отделение солдат, недооценивших боеспособность одичавших, изголодавшихся, совершенно отчаявшихся людей.

– Я уверен, господа монахи простят нас, ведь прощение – это одна из десяти заповедей Божьих, верно? – Грабитель кивнул своим товарищам. – Обыщите этих парней. У монашков наверняка есть при себе кое-какие ценности. А его милость пусть пока раздевается. У меня такое чувство, что у нас с ним один размерчик. – Мужчина посмотрел на Мельхиора, который был по меньшей мере на голову выше его и вдвое шире в плечах. При этом он скривился в улыбке, обнажив коричневые зубы, они торчали у него изо рта, подобно покосившимся надгробным камням. – Ты ведь согласен со мной, ваша милость? Ха-ха-ха!

– Прощение и любовь к ближнему – это слова Иисуса Христа, а вовсе не одна из десяти заповедей, – возразил Вацлав.

Он удивленно посмотрел на двух разбойников, которые положили свои арбалеты на землю и подошли к нему, даже не заметив, что в какой-то момент пересекли линию прицела своих товарищей. Любители! «Киприан Хлесль обязательно воспользовался бы этим обстоятельством», – подумал он. Уже сейчас Киприан Хлесль держал бы обоих ребят за горло и говорил с ними как с заложниками. Он обрадовался, что Мельхиор не унаследовал всю импульсивность своего отца. Есть и другой, лучший путь.

Оба грабителя беспрепятственно прошли мимо Мельхиора Хлесля и остановились возле Вацлава.

– Спасибо за поучение, – сказал предводитель. – Думаю, твои плащ и сапоги тоже придутся мне впору, монашеская морда.

– Ты, очевидно, тоже не знаешь одиннадцатой заповеди, – заметил Вацлав.

– Нет никакой одиннадцатой заповеди. Давай, раздевайся, ваша милость, или помочь тебе? Ха-ха-ха!

– Вот тут ты ошибаешься, – ответил Вацлав. Он расстегнул крючок, удерживающий плащ, и опустил руки, когда мужчины потянулись к нему и попытались сорвать плащ. – Одиннадцатая заповедь такова: не вздумай перейти дорогу семерым черным монахам.

Разбойники шарахнулись прочь, путаясь в собственных ногах. Под плащом Вацлава оказалась черная как ночь ряса. Будто подчиняясь сигналу, остальные шестеро братьев тоже расстегнули плащи, обнажая прятавшуюся под ними темноту. Один из грабителей шлепнулся на зад и, подскочив, пустился в паническое бегство. Остальные разбойники побледнели и невольно опустили оружие.

– Вот дерьмо! – прохрипел предводитель и замолчал: Мельхиор одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние, резко развернул его и приставил к горлу кинжал.