Наследница Кодекса Люцифера - [187]

Беспокойство о Карине и Лидии заставило его сердце биться быстрее. Окруженный охраной, он шел к офицерской палатке. Теперь он заметил еще одну палатку рядом с ней, поменьше, в которой, очевидно, жили офицерские жены. Он старательно вытягивал шею, но его жены и дочери нигде не было видно, как и других женщин. Действительно ли рядом в землю вбит столб? Господи, да, и к верхнему концу приделано железное кольцо. Солдаты вчера были правы! Он уставился на кол. Действительно ли снег вокруг столба взрыт и смешан с грязью, словно кого-то приковали к столбу на всю ночь, и он пытался согреться, наматывая вокруг столба круги и подпрыгивая? Губы у него задрожали. Означала ли тишина в палатке, что Карина или Лидия лежат там при смерти, трясясь в лихорадке после ночи, проведенной на морозе под открытым небом, в то время как графиня сидела рядом с ними и спрашивала, понимают ли они теперь, что Святая Дева – выдумка Папы?

Но тут он увидел, что столб служил коновязью, а земля вокруг него покрыта следами копыт…

– Вы только посмотрите на этого лавочника, – насмешливо произнес один из его охранников. Андреас заметил, что на глаза у него навернулись слезы. Он вытер лицо тыльной стороной ладони. На лицах солдат читалось пренебрежение.

К его удивлению, они миновали офицерскую палатку и повели его к выходу из лагеря. Целые отряды солдат неторопливо двигались в том же направлении, а те, кто только выползал из палаток, увидев сие великое переселение, спешили за товарищами, на ходу завязывая штаны или застегивая куртки.

– Где мои жена и дочь? – спросил Андреас.

Солдаты недовольно покосились на него, и он повесил голову.

Впереди зазвучал громкий смех. Несколько солдат остановились и принялись смотреть на происходящее рядом с палаткой: с полдесятка мужчин катались по снегу, задыхаясь от смеха, в то время как один из них стоял, нагнувшись, с голым задом и пытался подтереться свалявшимся снегом. Изо рта у него единым гневным потоком, не прерываемым даже на то, чтобы сделать вдох, сыпались проклятия.

– Эй, что стряслось? – крикнул один из охранников Андреаса.

– Этот сучий сын, когда облегчался, поскользнулся и шлепнулся на задницу, причем прямехонько в собственное дерьмо!

Оба солдата рассмеялись и бросили пару пошлых шуточек несчастному, чтобы подбодрить его. Затем подтолкнули Андреаса, велев ему поторапливаться.

– Вы ведь в Богемии, – начал Андреас. – Значит, вам нужно богемское отхожее место.

– Чего? А что это такое?

– Три палки, – ответил Андреас. – Две короткие и одна длинная.

– Чего?

– Короткие следует воткнуть в землю и держаться за них, когда испражняешься.

Солдаты ухмыльнулись.

– А длинная зачем?

– Для того чтобы отгонять крестьян, которые хотят забрать навоз прямо из-под тебя.

Солдаты прыснули и загоготали. Один даже зашел так далеко, что хлопнул Андреаса по плечу.

– Надо взять на заметку, – пытаясь отдышаться, заявил он.

– Мои жена и дочь, – умоляюще повторил Андреас. – Вы действительно ничего…

– Не-а. – Оба солдата затрясли головами, однако уже без презрения. – Ты обязательно встретишься с ними, старик.

– Вы так считаете?

– Конечно. В аду. Мы ведь сейчас тебя к генералу ведем.

– В… в аду? Так значит, они… их…

– Понятия не имею. Но окаянный все равно заберет к себе всех нас, верно? Дьявол, если ты не понял.

Андреас молча шевелил губами.

– Все, пришли. Теперь закрой рот и расскажи генералу все, что он хочет услышать, и тогда он, возможно, будет к тебе милостив. Не так, как к тому засранцу впереди.

Через старый овраг они прошли к тому месту за территорией лагеря, на котором раньше, должно быть, находился перекресток или стоял крест, но ни того ни другого уже давно тут не было. Три дерева, которые обычно сажали на таких местах, сохранились – три могучие липы. Андреаса подвели к группе офицеров со свирепыми лицами. Еще одна группа мужчин стояла под одной из лип: один из них был одет лишь в рубаху, а вокруг шеи у него болталась веревка. Веревка поднималась на крепкую ветвь, переползала на другую сторону и спускалась обратно вниз; конец ее был зажат в кулаке солдата. Андреас обратил внимание на ругань, доносящуюся от группы офицеров.

– Где эта каналья? – бушевал мужчина с хриплым голосом. – Почему он мучает народ к югу от Праги, если он, вместе со своей беспутной шайкой, давно уже должен был натолкнуться на меня?

– Генерал Виттенберг собирает продовольствие, ваша милость, и, кроме того, он задерживается из-за того, что там нет достойных упоминания вражеских сил.

– Вражеских сил? У солдат императора только один генерал, этот каналья фон Хольцапфель, да только он и в двери сарая попасть не в состоянии! Вражеские силы!

– В прошлом году генерал Хольцапфель весьма ощутимо потрепал наши войска под командованием генерала Врангеля во время битвы при Трибеле.

– Врангель! Еще один каналья! Да он больше беспокоится о том, чтобы спасти шкуры тысяче своих племянников и кузенов, чем о войне! Я знаю, о чем говорю, месье!

– Ваша милость! – Один из офицеров откашлялся.

Офицеры разошлись в стороны, и Андреас увидел, что в центре стоит высокий мужчина с грубым лицом горького пьяницы, в темной дорогой одежде и огромной шляпе с пышным плюмажем. Напротив него находился еще один офицер, в покрытой грязью одежде – очевидно, посланец генерала Виттенберга. Одежда генерала Кёнигсмарка тоже была забрызгана грязью. Оба господина раскраснелись и сверкали глазами, глядя друг на друга. Ситуация была совершенно понятной. Кёнигсмарк либо вчера ночью, либо, что еще вероятнее, сегодня утром возвратился в лагерь, но вместо ожидаемого подкрепления армией Виттенберга он нашел только его курьера с кучей отговорок.