Наследница бриллиантов - [51]

— Не знаю, что на меня нашло. А сейчас я хочу принять душ.

Соня встала с постели, ее бледно-голубая рубашка была в пятнах крови. Альдо удержал Соню за руку.

— Может быть, все это тебе показалось, в первый раз не так уж и здорово, а?

— Наверное, так и должно было быть, — глядя на простыню и свою окровавленную рубашку, сказала в ответ Соня.

— Надеюсь, следующий раз у нас лучше получится, — не очень уверенно успокоил ее Альдо.

Соня молча кивнула и подумала, что следующего раза не будет: мама была права, секс — это грязь, мерзость.

Открыв сильную струю воды, Соня заплакала. Она была несчастнейшей из женщин, как раньше — самой несчастной из девочек. Но теперь она взрослая и должна учиться жить со своим несчастьем и ценить радость, если она когда-нибудь выпадет ей в жизни.

ГЛАВА 10

Живот вздулся, в висках стучало, боль становилась все сильнее. Врач определил острый колит и прописал инъекции бускопана, однако прошли сутки, а улучшение никак не наступало.

— Позовите папу, я хочу видеть папу, — слабым голосом просила Соня.

— Я здесь, доченька, — ответил Антонио Бренна, который уже несколько часов сидел в комнате. — Я с тобой. — И пересел на край кровати.

— Пусть он уйдет, — прошептала Соня, показывая глазами на мужа, который тоже неотлучно находился около Сони, страдая от того, что ничем не может ей помочь.

— Успокойся, тебе нельзя волноваться, — сказал отец.

— Папа, у меня то же, что у мамы, я умираю.

— Глупости! Через несколько дней все пройдет, ты и не вспомнишь, что была больна.

Соня повернула к отцу свое тонкое красивое лицо, и он, заметив огромные синие круги у нее под глазами, с трудом сдержал слезы. Сердце его сжалось от отчаяния. Нет, такое не должно случиться! Соня еще совсем девочка, у нее вся жизнь впереди, она поправится, обязательно поправится.

— Я подозреваю, что доктор Поли ошибся в диагнозе, — сказал Тонино. — Надо как можно скорее найти хорошего врача.

Он подумал, что, будь жива его жена, она бы сейчас действовала куда более решительно. Словно ища поддержки, Атонио Бренна огляделся по сторонам, и его взгляд остановился на голых ветках магнолии, черневших за окном в узком просвете между белыми занавесками. На могиле жены он посадил самшитовый куст, и сейчас, вспомнив вдруг его, почувствовал себя очень одиноким. Ему стало холодно, хотя в комнате было натоплено. Спальня была выдержана в голубых тонах: голубые обои, голубое покрывало на кровати с блестящей латунной спинкой, голубая обивка на креслах. Коврики по двум сторонам кровати тоже были голубыми, с яркой россыпью цветов.

Альдо, как и тесть, смотрел в окно на покрытые инеем деревья и думал об их с Соней жизни. Не так он представлял себе брак с самой красивой и самой богатой девушкой их городка. Речь, конечно, не о болезни, такое с каждым может случиться, речь совсем о другом. Он надеялся, что его молодая жена будет вести себя как настоящая синьора, а она вместо этого проводила целые дни в остерии, хлопоча по хозяйству, как ее покойная мать. Она с увлечением готовила еду, помогая повару, и можно было подумать, что это ее призвание. Антонио Бренна тоже удивлялся: дочка, всегда спорившая с матерью, теперь во всем старалась ей подражать.

Как-то они пили в кухне кофе. Соня закурила (сигарета придавала ей уверенности) и сказала:

— Папа, я вспомнила Марио, угольщика.

— Сколько лет прошло! — заметил отец, который сам постарался забыть ужасную историю, случившуюся с его любимой дочерью.

— Он был с отклонениями, да?

Она только что вернулась из свадебного путешествия, и вид у нее был совсем не счастливый.

— Но он ничего с тобой не сделал… я хотел сказать… он не тронул тебя, — смущенно сказал Антонио и залился краской. — Я думал, ты все забыла, ведь столько лет прошло.

— Я и вправду сначала забыла, — Соня нервно затянулась сигаретой, — а теперь вспомнила. В нашу первую брачную ночь вспомнила.

Ей трудно было говорить на такую тему с отцом, тем более что сексуальные проблемы — она знала это — отец всегда обходил стыдливым молчанием.

— Каждый раз, когда Альдо… исполняет свои супружеские обязанности, — преодолевая смущение, продолжала Соня, — я вижу лицо угольщика Марио. Это просто ужасно.

Бедный Тонино готов был сквозь землю провалиться от стыда. Он клял судьбу, что она забрала у него жену, которая нашлась бы, что ответить дочери. Она была женщиной и лучше разбиралась в подобных вещах. «Наверное, — подумал он с болью, — из Сони не получится хорошая жена».

— Все наладится, — сказал он вслух. — А угольщик, он свое получил, твоя мама об этом позаботилась.

— Что с ним стало?

— Точно я не знаю. Мама пригрозила, что заявит на него в полицию, а у него были жена и дети. Он счел за лучшее убраться отсюда, и мы купили его лавку. Мама хотела, чтобы от него здесь и следа не осталось.

Слушая скупые отцовские слова, Соня представила себе, как это было на самом деле: боязнь разоблачения вынудила Марио продать синьоре Бамбине за бесценок свою лавку. Спровадив угольщика из городка, супруги Бренна вздохнули спокойно: теперь, решили они, эта чудовищная история будет забыта навсегда.

— Я не могу больше жить с мужем, — снова вогнав Тонино в краску, заявила Соня.